Жанна Монтегю - Укрощенная любовью
– Зоркий Сокол обещает нам поддержку, если дело дойдет до стычки с Модифордом, – сказал Грег, подмигнув ей.
Дэмиан подошел и обнял ее за талию, нежно прижав к своему плечу. Да, ее брат изменился; он все больше походил на людей, которым так ревностно стремился подражать. Отросшая борода делала его старше. Они с Грегом проводили много времени, упражняясь в стрельбе.
– Он великий старик, – прокомментировал Себастьян, откидываясь на спинку стула с кружкой пива в руке. – Я с большим уважением отношусь к нему самому и его племени.
– Индейцы – прекрасные люди, и жаль, что они подвергаются разрушительному воздействию пороков белого человека и его виски, – вставил Грег. – Ты ждешь неприятностей?
– Модифорд еще не покинул эти места. Думаю, он что-то замышляет. Когда я сегодня утром плавал в море, то заметил, что его корабль уже стоит в соседней бухте – возможно, Модифорд готовит побег. Разведчики сообщили, что он занял тот заброшенный форт на другой стороне леса. Я не успокоюсь, пока не выгоню его со своей земли.
Прошел месяц, а они по-прежнему оставались в Мобби Коув. Модифорд не предпринимал никаких шагов, тем самым удерживая Себастьяна от встречных действий. Сложилась странная ситуация: он не мог вернуться в Чарльстон, пока Модифорд находился рядом, и, в то же время, не представлялось возможности избавиться от него. Единственным выходом было дать открытый бой, но рисковать жизнью своих людей Себастьян не хотел.
Беренис овладела искусством ведения домашнего хозяйства, удивляя Далси своими способностями.
– Ей-богу, мадам, – любила говорить служанка, – вы будете настоящей хозяйкой, когда окажетесь в приличном доме. Никакой дворецкий не сможет обвести вас вокруг пальца, а слугам не удастся работать спустя рукава. Вы не потерпите никакой небрежности!
– Так и должно быть, Далси, – отвечала Беренис, поглощенная очередными домашними делами. – Но я не собираюсь вечно гнуть спину, словно рабыня! О нет, когда я вернусь к нормальной жизни, то опять начну от души развлекаться. Будут балы и вечеринки, вот увидишь!
Но в глубине души она спрашивала себя – так ли это будет? Не надоест ли очень скоро эта череда пустых удовольствий? Она могла ворчать, недовольная примитивными условиями жизни в Бакхорн-Хаусе, но она полюбила все это – беспорядочный, заросший сорняками сад, скалы, ведущие вниз к морю, мили золотого песка.
Время проходило в раз и навсегда установленных, однообразных повседневных заботах, Беренис подружилась со многими людьми – и с теми, которые жили в доме, и с теми, у кого немного поодаль были хижины вместе с небольшими клочками земли, где хозяева выращивали овощи, держали свиней, коз и коров. Некоторые из этих людей были арендаторами, платившими Себастьяну ренту, но он был весьма либеральным землевладельцем, и еще никто никогда не был выселен за неуплату. Кухня стала ее убежищем, где она трудилась вместе с Адамом и Джесси, но ночью Беренис приходила в спальню к мужу, где, в темноте, становилась рабой своих желаний.
Казалось, что какая-то часть Себастьяна перешла в нее, наполнив все ее существо светом, подобно тому, как зарница наполняет светом облака на закате. И так было не только в те мгновения, когда он касался ее. Теперь это происходило всегда, когда она смотрела на него, даже издалека, или слышала его голос. Если его не было поблизости, она воспринимала мир лишь наполовину, чувствовала беспокойство до тех пор, пока они снова не встречались. И тем не менее иногда, когда он был рядом, ей хотелось убежать куда-нибудь и спрятаться.
Она попыталась обсудить эти сомнения с Грегом, подойдя к нему как-то днем, когда он сидел один и чинил упряжь своей лошади. Он поднял глаза, радуясь встрече с ней. Один из ребят Джесси скосил траву у задней двери дома, и Беренис устроилась на выкрашенной белой краской садовой скамейке.
– Мне скучно! – объявила она, наблюдая, как его сильные пальцы крепко стягивают ремни. Солнечный свет проникал сквозь листву огромного дуба, освещая его лицо. – Домашняя работа сделана, еда приготовлена, и что теперь? Это и есть семейная жизнь? Работа закончена – жизнь прекратилась?
– Себастьян – занятой человек, – ответил Грег, улыбнувшись, понимая причину ее раздражения. – Он не может проводить с вами весь день, равно как и всю ночь.
– Может быть, можно найти где-нибудь клавесин? Я любила играть, – вздохнула она, испытывая необъяснимое беспокойство.
– Я знаю. Слышал, как вы играли на фортепьяно. Это было чудесно! Вам придется подождать, пока мы поедем в город, дорогая, – сказал он мягко и, отложив упряжь в сторону, откинулся на траву и зажег сигару.
– Вам обязательно нужно курить? – спросила она, отодвигаясь подальше. – Не могу выносить этот запах. Меня от него тошнит.
Он лениво взглянул на нее из-за голубой стены дыма:
– Вы уверены, что это от табака?
– От чего же еще? – Беренис непонимающе уставилась на него.
– О, нет-нет, ничего, полагаю… – И он начал рассказывать о Себастьяне и о том, как они веселились в былые годы, ведя разгульную жизнь, превращая ночь в день, или как дрались с пиратами.
Грег был прекрасным рассказчиком, но Беренис не смогла набраться смелости и назвать истинную причину, которая привела ее к нему, поэтому, смирившись со своей нерешительностью, прилегла на скамейку и вскоре уснула. Проснувшись, она обнаружила, что он все еще разглагольствует, бодрый, как всегда, и даже не заметивший, что она не слышала ни единого слова. Она поднялась и нетвердой походкой вернулась в кухню, ни на йоту не приблизившись к решению своей проблемы.
Однажды утром Беренис проснулась рано, разбуженная громогласными петушиными криками.
Себастьян уже ушел, и во всем доме чувствовалось возбужденное ожидание, царившее везде – от мансарды до подвала. Сегодня у обитателей Бакхорн-Хауса был праздник – день отдыха от повседневной работы. Было поймано несколько диких лошадей, и наездники со всей округи собирались, чтобы продемонстрировать свое мастерство укрощения мустангов.
Беренис тщательно оделась, выбрав нарядное платье и богато украшенную шляпу, потому что праздник считался важным местным событием, и люди, которые еще не видели ее, будут любопытствовать по поводу новоявленной графини. Утро стояло великолепное, пока еще не слишком жаркое, и пестрая толпа начала собираться на лужайке за воротами. Некоторые пришли пешком, другие приехали на подводах, в двуколках и запряженных ослами тележках; супружеские пары были с детьми; холостяки присматривались к девушкам, отдавая предпочтение сильным и здоровым, из которых могли выйти хорошие хозяйки; юнцы искали приключений; игрокам не терпелось сорвать банк.
