Виктория Холт - Алая мантия
Порой, когда летнее солнце пригревало особенно жарко и вдалеке слышалось пение сборщиков винограда, Доминго думал о том, что в разгар веселья после наступления темноты работники – мужчины и женщины – будут заниматься любовью, лежа в вечерней прохладе, и ему хотелось быть таким же, как они. В такие дни он надевал под камзол власяницу и носил ее до вечера, несмотря на жару. Но хотя подобные меры приносили некоторое облегчение, они не могли полностью избавить его от искушений.
В часовне царили тишина и покой. И все же, молясь, Доминго чувствовал, будто за ним наблюдают. Он знал, что этого не может быть, – в такое время никто не приближался к часовне. Возможно, ему не давали покоя муки совести.
Был ли он рад, что сыновний долг заставил его избрать мирскую жизнь? Хотел ли он стать священником только потому, что знал об отсутствии у него той бесшабашной отваги, которой в избытке располагал его брат Бласко? Не был ли он похотлив, словно конюх, гоняющийся за податливой служанкой? Сомнения не давали ему покоя.
Доминго вновь ощутил на себе чей-то взгляд. Из-за этого ему не удавалось сосредоточить внимание на молитве.
– Пресвятая Богородица, – пробормотал он, – помоги мне познать себя. Помоги прожить жизнь, которую я избрал, исполняя свой долг так же ревностно, как я исполнял бы его в монашеской келье.
Доминго встал и окинул взглядом часовню. Что за глупости! Конечно, здесь никого нет.
Этим утром он понял, что боится будущего, – вот почему ему кажется, будто за ним наблюдают чьи-то насмешливые глаза.
Выбравшись из кустов граната, Бласко проклинал цыганку на чем свет стоит. Какого черта она убежала в самый неподходящий момент? Для чего еще существуют цыганки, кроме как для забав и развлечений? Он припомнил цыганку, которую знал четырнадцати летним мальчиком, – высокую, полногрудую, с иссиня-черными волосами и блестящими глазами. Она посвятила его в те наслаждения, которые теперь были для него обычными, хотя и не менее желанными. Эта девушка чем-то напоминала ее. Не то чтобы они походили друг на друга внешне – обе были цыганками, и этим исчерпывалось их сходство. Но в девушке было что-то не позволяющее выбросить ее из головы.
Бласко засмеялся вслух.
Когда Доминго женится, девушка поселится в их доме, так как она служанка Исабельи. У него появятся возможности, и он предчувствовал, что не останется без награды.
Только поэтому Бласко позволил девушке убежать.
Его мысли переключились на Исабелью. Прошло много лет с тех пор, как они виделись в последний раз. Бласко учился в университете в Саламанке, где пускался в любовные приключения вместе с другими студентами. По ночам он бродил по улицам, следуя моде, установленной наследником престола доном Карлосом,[15] хотя, в отличие от приключений принца, авантюры Бласко всегда оканчивались соблазнением не слишком протестующей жертвы. Дон Карлос выглядел монстром, а Бласко был одним из самых обаятельных юношей в университетском городе, и многие женщины бросали на него нежные взгляды.
Бласко не думал об Исабелье, пока не вернулся домой и не услышал разговоры о браке. Тогда он почувствовал себя задетым, вспоминая робкую темноволосую девочку, которую так любил в детстве, и которая теперь должна была стать его свояченицей.
Если бы родители сказали ему, что он должен жениться на Исабелье де Арис, Бласко с радостью поскакал бы к ней домой и стал бы разыгрывать влюбленного.
Но девушку предназначили его старшему брату.
Бедная Исабелья! Половина сердца Доминго всегда будет принадлежать святым.
Интересно, как сейчас выглядит Исабелья? Действительно ли она стала красавицей или же это всего лишь разговоры родителей, стремящихся возбудить желание жениться в сыне, который носится с идеей стать священником? Быть может, родители просто нахваливали свой товар, как продавцы халвы на рынке? «Самая сладкая и ароматная халва! Лучшей не найти ни в Аликанте, ни в Таррагоне!»
Было бы забавно съездить в дом де Арисов и убедиться во всем самому!
Да, но это, возможно, не соответствовало бы понятиям о хороших манерах. Должен ли будущий деверь посещать дом невесты брата до свадьбы?
Бласко усмехнулся собственным мыслям. Не хочется ли ему посетить дом Исабельи в надежде снова увидеть цыганку?
Он медленно побрел через сад, думая об Исабелье и цыганке – с легким сожалением о первой и с растущим желанием о второй.
В большой приемной колонны были украшены цветочными гирляндами – комнату наполнял аромат собранных утром роз.
Исабелья стояла рядом с родителями, встречая гостей. Сеньор и сеньора Каррамадино нежно ее обняли. Позади них стояли двое молодых людей. В более высоком из них, чьи глаза светились весельем, Исабелья узнала Бласко. Доминго выглядел суровым и неприступным – в нем отсутствовала свойственная его брату жизнерадостность, заражающая других.
– Мой сын Доминго должен многое сказать тебе, Исабелья, – промолвила сеньора Каррамадино.
Исабелья подняла взгляд на бледное лицо Доминго, который поцеловал ей руку.
– Да, – подтвердил он, – мы должны поговорить о многом, Исабелья. Но моему брату не терпится приветствовать тебя.
Теперь над ее рукой склонился Бласко – его улыбка пробуждала воспоминания.
– Ты совсем не изменилась, Исабелья, – сказал он.
– Ты тоже, Бласко.
В его лице было столько нежности, что Исабелья почти поверила, будто именно Бласко предназначен ей в мужья. Если бы это было так, она бы ощущала радость, а не страх.
Прибыли и другие гости, так как это было официальной помолвкой. Приехали все соседи, и даже некоторые придворные из Мадрида.
После банкета в большом зале должны были состояться танцы, разумеется, совсем не похожие на те, которые видела Исабелья, наблюдая за цыганами.
Доминго стоял рядом с ней, покуда она вместе с матерью принимала гостей.
Как грациозно Исабелья им кланялась! Как очаровательно она выглядела! Неудивительно, что глаза сеньора и сеньоры Каррамадино светились радостью, когда они наблюдали за будущей невесткой в ее богатом доме.
Доминго взял Исабелью за руку и повел в банкетный зал, они сели рядом справа от сеньора Каррамадино. Бласко поместился по другую сторону стола; Исабелья часто ощущала на себе его взгляд. Его глаза над кубком снова и снова встречались с глазами девушки – в них мелькали тоска и сожаление. Он словно говорил: «Помнишь, Исабелья, как мы в детстве обещали друг другу, что поженимся? Ах, если бы я был старшим сыном своего отца!»
– Ты счастлива, Исабелья? – шепнул ей Доминго. – Ты не боишься?
– Нет, Доминго.
– Я не внушаю тебе отвращения?
– Конечно, нет.
