Жюльетта Бенцони - Узник в маске
В марте названного года госпожа де Монбазон возвращалась в Париж. Старый мост, по которому она проезжала, обвалился, и ее вытащили из-под обломков израненную. Беды на этом не завершились, в Париже она заразилась корью. Болезнь протекала тяжело, и она почувствовала необходимость покаяться в грехах. Злые языки утверждали, что на покаяние не хватило времени и что грехи госпожи де Монбазон так и не были отпущены…
Молодой аббат, узнав о несчастном случае и о болезни любимой, покинул Турень и устремился в Париж, чтобы поставить ее на ноги своей любовью. Измученный долгой скачкой, он достиг под вечер улицы Бетизи, где жила де Монбазон. Дом ее он недолюбливал, потому что именно в нем в Варфоломеевскую ночь был убит адмирал Колиньи. В тот вечер улица показалась ему еще более зловещей, чем обычно. Двери дома оказались открыты. Падая с ног от утомления, аббат увидел внутри дома силуэты слуг. Где сама герцогиня? В своей спальне — той самой, где он нередко возносился на вершину блаженства. Он побежал, толкнул дверь — и тут же повалился на колени, сраженный ужасным зрелищем. Перед ним стоял открытый гроб, озаренный пламенем больших восковых свечей. В гробу лежало тело без головы. Тело принадлежало Марии. Принадлежавшая ей же голова с закрытыми глазами лежала рядом, на подушке. Реальность или кошмар?.. Несчастный решил, что повредился от волнения рассудком.
Однако он не сошел с ума. Кошмар, представший его взору, имел ужасное, но в то же время простое объяснение. Столяр, доставивший в дом гроб, понял, что просчитался с размером и не учел длину грациозной шеи. Чтобы не повторять дорогой заказ, хирург, препарировавший тело, попросту отсек голову…
В тот вечер из отеля Монбазон вышел не прежний аббат де Ранее, а совсем другой человек. Прежний повеса умер, уступив место истово верующему человеку, преследуемому угрызениями совести и стыдом за свою прошлую жизнь. Он вернулся в Турень и распродал имущество, сохранив только жалкое аббатство — несколько полуразрушенных построек на топкой почве. Это аббатство он собирался со временем превратить в самый суровый и аскетический французский монастырь — Нотр-Дам-де-ла-Трап…
Об этой ужасной истории Сильви узнала от герцогини Вандомской, а та слышала подробности от своего сына Франсуа, которого вставший на путь покаяния ранее навещал в Шенонсо. Семья носила в то время траур по молодой герцогине де Меркер, но горе Бофора было вдвое горше, и Сильви, сама не отдавая себе в этом отчета, полюбила его за страдания еще сильнее. Ревность заставляла ее ненавидеть Марию де Монбазон, признавая глубину и искренность ее любви к Франсуа, она не могла смириться с тем, что он оплакивает связь, длившуюся целых пятнадцать лет… Сама она мечтала забыть его как можно быстрее.
2. ШОКОЛАД МАРШАЛА ГРАМОНА
Найти себе угол в Сен-Жан-де-Люз в момент, когда в этот маленький приморский городок одновременно нагрянули король со свитой и семейством, семейства его матушки и кардинала Мазарини, а также добрая часть двора, было равносильно подвигу. Тем не менее, Сильви и Персеваль не столкнулись с трудностями, за что были бесконечно благодарны все тому же Никола Фуке. Узнав, что его друзьям предстоит присутствовать на королевском бракосочетании, всесильный суперинтендант финансов отправил курьера к своему другу Эшевери, владельцу нескольких китобойных судов.
Познакомились они прошлой осенью, когда Фуке узнал про намерение Кольбера очернить его в глазах Мазарини. Кольбер составил полное ложных утверждений донесение, а Фуке выяснил содержание фальшивки и немедленно отправился в путь, чтобы перехватить Мазарини на другом конце Франции, опередив Кольбера с его донесением. Маэарини находился с начала лета в Сен-Жан-де-Люз, где обсуждал с испанским посланником доном Луисом де Харо условия Пиренейского договора и готовил брак короля, которому предстояло поставить в договоре последнюю точку.
Фуке только-только оправился после болезни, и Мазарини, здоровье которого все стремительнее ухудшалось, оценил отвагу суперинтенданта, так как понимал, что значит совершить насилие над своим немощным телом. Донесение Кольбера не было принято во внимание.
Эта поездка, в которой Фуке рисковал жизнью, оказалась ценна для него еще и тем, что он по достоинству оценил гостеприимство соплеменников Эшевери, а также их гордый и в то же время жизнерадостный нрав.
Уезжая из Парижа, Сильви и Персеваль твердо знали, что им приготовлено удобное жилье, которого их не посмеет лишить никакой принц крови или придворный, как бы богат он ни был.
— Это свидетельствует о твердом характере человека, который предоставит нам кров, — заметил шевалье де Рагнель. — Городок наверняка подвергают штурму люди, которым претит ночевка на морском берегу. Воистину широта души Фуке не знает границ!
Погода стояла прекрасная, и путешествие доставило Сильви огромное удовольствие, ведь раньше она не бывала нигде, кроме Вандома, Пикардии и Бель-Иля. Кроме того, одиночество ей не грозило, казалось, что вся знать, все состоятельные люди королевства устремились в одном направлении — к баскскому побережью. В этих условиях даже наиболее негостеприимные земли вроде болот к югу от Бордо не представляли опасности, кареты и одиночные всадники сбивались там в бесконечные караваны. Один день путешественников сопровождали паломники, направлявшиеся в Компостелу, что в испанской Галиции, чтобы помолиться у могилы святого Иакова. Перед въездом в густой лес эти славные люди попросили защиты у тех, кто с комфортом ехал в каретах, под охраной вооруженных слуг.
Из этих «китобоев» вышли впоследствии самые отчаянные баскские корсары.
Для возвращения к обновленному, помолодевшему и повеселевшему двору госпоже де Фонсом как нельзя лучше подходил Сен-Жан-де-Люз. Само место — чудесная бухта у подножия зеленых Пиренеев — вызывало восторг. Ведь там ее ждал столь любимый ею океан — тот самый, что омывал Бель-Иль. Казалось, именно для нее океан сверкает на солнце, вздымается величественными волнами, посылает в лицо насыщенный йодом ветер, заставляя задыхаться от наслаждения. Городок, которому предстояло стать на время столицей королевства, был оживленным и красочным. Среди россыпи ярко раскрашенных деревянных домиков с ажурными балконами выделялись внушительные каменные строения с квадратными башнями, увенчанными чуть заостренными розовыми крышами. Наибольшее внимание привлекала древняя церковь Святого Иоанна Крестителя — суровая, похожая на крепость своими высокими стенами, узкими, как бойницы, окнами и мощной башней-колокольней.
8 мая на площади перед церковью начался карнавал. В этот день под звон колоколов и под пушечные залпы в город въехала золоченая карета короля. Его приветствовали байи и другие отцы города в красных шапочках и мантиях, а танцоры в белых одеждах с разноцветными лентами и бубенчиками пустились в пляс. Главными цветами этой страны были белый, красный и черный, но к ним теперь примешивались синие с золотом мундиры мушкетеров, красные с золотом куртки рейтаров и перья всех цветов радуги на шляпах знатных сеньоров, дам и всех тех, кто мог себе позволить такое украшение. Городок превратился в настоящую выставку шелков, бархата, атласа, тафты, кружев, жемчуга и драгоценных камней. Все это переливалось в непрерывном движении, сияло на солнце. Воздух был наполнен бренчанием гитар и пением скрипок. Кардинал Мазарини постарался на славу, Сен-Жан-де-Люз был полон радости, изящества и молодости. И неудивительно ведь здесь двадцатилетнему французскому королю предстояло обвенчаться с испанской инфантой.
