Жюльетта Бенцони - Спальня королевы
Обзор книги Жюльетта Бенцони - Спальня королевы
Жюльетта Бенцони
Спальня королевы
Памяти принцессы Изабеллы де Брольи, указавшей путь
Часть I. МАЛЫШКА С БОСЫМИ НОГАМИ. 1626 год
Глава 1. КРАСНАЯ ВОСКОВАЯ ПЕЧАТЬ
Небо хмурилось. Юный всадник, пустивший свою лошадь галопом, недовольно оглянулся на черную тучу, что висела над его головой с той минуты, как он выехал за ворота замка Сорель, и вот-вот собиралась пролиться дождем. Не будь паренек таким добрым христианином, он наверняка пригрозил бы ей кулаком. Но это неминуемо оскорбило бы господа. «Разве мыслимо позволить себе такое, хотя бы даже и Франсуа Вандомскому, принцу Мартигскому, одному из многочисленных внуков короля Генриха IV?» — думал десятилетний мальчуган, торопливо понукая коня.
Ведь если сейчас разразится гроза, она его задержит и только ухудшит и без того неприятное положение. Ведь Франсуа уехал из Ане, никому не сказав ни слова. Он даже оседлал коня без чьей-то помощи, отлично понимая, чем рискует. Все, что могло произойти по его возвращении, он знал заранее. Ему, несомненно, удастся избежать наказания, если он вернется незамеченным. Но если Франсуа опоздает к ужину, то ему несдобровать — это ясно, как божий день. Его воспитатель суров и шутить не станет. Франсуа, безусловно, будет наказан. Он, разумеется, виноват, но все-таки, если порки можно было избежать, об этом стоило подумать. И все это еще не считая того, как к проступку отнесется герцогиня, его мать…
О, она, конечно, спросит, где был ее сын, а так как Франсуа еще не научился врать, он скажет правду. Накажут его позже, а до тех пор ему придется выдержать суровый взгляд и неодобрительное молчание матери. Ему дадут понять, что он разочаровал ее, ту, которую любит и которой восхищается сверх всякой меры, почитая почти святой. И тем не менее надо признать, Франсуа совершил этот проступок сознательно. Иногда приходится выбирать между долгом и зовом сердца.
А душа мальчика уже давно рвалась к замку Сорель, и в этот день он не смог устоять перед желанием отправиться туда. Каждому станет понятно его нетерпение, если все хорошенько объяснить. Франсуа только что узнал, что малышка Луиза заболела. Названия болезни он не запомнил, понял только, что от нее можно умереть или остаться навек обезображенным. Этой мысли десятилетний влюбленный вынести не смог. Ему необходимо было увидеть Луизу!
Теперь хотелось бы поведать предысторию этого непослушания. Франсуа Вандомский впервые встретился с Луизой Сегье 14 марта, за несколько дней до весеннего равноденствия. Ежегодно в этот день служили благодарственный молебен в бенедектинском аббатстве в Иври в честь победы Генриха IV над войсками герцога Майеннского. Семейство Вандом присутствовало почти в полном составе, хотя сама герцогиня, урожденная Франсуаза Лотарингская де Меркер, и приходилась родственницей побежденному. Она подчинилась повелению герцога Сезара, старшего сына великого короля и очаровательной Габриель д'Эстре, которая так и не стала законной женой Генриха IV. Естественно, что все мало-мальски влиятельные местные фамилии считали своим долгом прибыть к мессе. Разумеется, присутствовал и Пьер Сегье, граф Сорель, прибывший в сопровождении жены Маргариты, урожденной де ля Гель, и прелестной дочери. Луиза была их единственным ребенком, девочку безмерно обожали и несказанно гордились ею. Что было совершенно понятно. Никто не мог остаться равнодушным при виде этой крошечной шестилетней женщины. Всем хотелось взять ее на руки или хотя бы улыбнуться малютке. Очаровательная, розовенькая, изящная, как цветок шиповника, с удивительными белокурыми локонами, которые едва удерживал чепчик из синего, под цвет глаз, бархата. Она скромно высидела всю долгую службу рядом с матерью, опустив ресницы, глядя на четки из слоновой кости, обвившиеся вокруг ее крошечных пальчиков. Только один раз девочка повернула головку, словно почувствовав, что на нее смотрят, и встретилась взглядом с Франсуа, наградив его открытой искренней улыбкой. Мальчик просиял ей в ответ, и это, увы, не укрылось от глаз герцогини Вандомской, пребывавшей в этот день в отвратительном настроении. Ведь ей пришлось исполнять роль главы семьи на церемонии, которая никак не могла доставить ей удовольствия. Дела удерживали герцога Сезара, ее супруга, в Бретани, где он был губернатором. Дела эти заключались в доставлении всевозможных неприятностей лично кардиналу Ришелье, министру короля Людовика XIII, которого герцог ненавидел до умопомрачения. А она здесь, одна… Ах, да стоит ли об этом! Одним словом, взгляд юного Франсуа был замечен его матерью не в добрый час. Герцогиня ничего не сказала сыну, когда они возвращались домой, но приняла свои меры.
Выяснилось это таким образом. Франсуа, дурно спавший всю ночь, провертевшийся с боку на бок в постели, ранним утром спустился в конюшню. Там он с удивлением обнаружил шевалье де Рагнеля, конюшего своей матери. Тот ходил взад и вперед среди суетящихся конюхов и водоносов. Мальчик сделал вид, что не замечает шевалье, но де Рагнель сам нагнал его у больших ворот.
— Итак, герцог Франсуа, и куда это вы собрались в такую рань?
— Проехаться напоследок.
Персеваль де Рагнель был человеком вежливым и любезным, но Франсуа он сразу же стал весьма неприятен, как только задал следующий вопрос:
— И в какую же сторону, позвольте узнать? Вы ведь не могли забыть, что мы очень скоро возвращаемся в Париж? У вас совсем не остается времени. Разве только вы намерены объехать парк…
Франсуа покраснел до корней волос.
— Я хотел…
У него больше не нашлось слов.
Конюший поспешил направить его на путь истинный.
— А не поговорить ли вам об этом с герцогиней? Она ожидает вас в своих покоях.
— Моя мать? Но почему?
— Полагаю, она сама вам все объяснит. Поторопитесь! Через десять минут герцогиня отправится в часовню, чтобы помолиться.
Не зная, под каким предлогом можно было бы избежать вряд ли приятного разговора с матерью, мальчик пустился бегом, и через несколько минут служанка впустила его в спальню Франсуазы Вандомской, где Жюли заканчивала причесывать свою госпожу. В былые времена комната принадлежала Диане де Пуатье. Помещение, безусловно, роскошное, но не более, чем остальные двадцать две комнаты этого почти королевского замка. Стены и потолки украшала искусно выполненная роспись, игравшая бликами позолоты, ковры скрывали узорный паркет, и великолепные гобелены, казалось, согревали воздух своими яркими красками ничуть не меньше огня, горевшего в большом камине из разноцветного мрамора. Свет мартовского утра пробирался сквозь оконные витражи, представлявшие сцены из Ветхого завета. Они плохо пропускали солнце, но благодаря пламени камина и высоким белым восковым свечам в спальне было достаточно светло.
