Жюльетта Бенцони - Изумруды пророка
— Она всегда считала мое жилище чем-то средним между преддверием ада и публичным домом, и она поклялась, что ноги ее здесь не будет!
— Чудесно! Вот что мы сделаем: вы дадите мне все необходимые сведения, и я отправлюсь в Люцерн. К вечеру я буду на месте и смогу отправить оттуда телеграмму за подписью вашей свояченицы. Завтра утром вы ее получите, и графине Аннелине останется только собраться в путь…
— Я с вами согласен, но ведь это даст нам всего несколько часов. Как только моя жена приедет в Люцерн, она тут же узнает, что никто ей не посылал никаких телеграмм. И немедленно вернется домой. Собственно говоря, сколько времени нам потребуется?
Должно хватить сорока восьми часов… и… мы можем устроить так, чтобы графиня оставалась в Люцерне до тех пор, пока мы не покончим с этой неприятной историей. Я, кажется, уже говорил вам, что мой друг, археолог Видаль-Пеликорн, помогает мне в поисках этих проклятых камней и что сейчас он ждет меня в отеле.
— Да, действительно, но я не понимаю…
— Сейчас поймете. Если вы дадите мне фотографию вашей жены и сумеете незаметно позвонить, чтобы сообщить мне время отхода поезда, Адальбер поедет вместе с вашей женой, будет тенью повсюду следовать за ней и как-нибудь устроит так, чтобы она не вернулась домой раньше времени.
— И как он это сделает?
— Откровенно говоря, пока что мне об этом ровным счетом ничего не известно, — улыбнулся Альдо, — но он человек на редкость изобретательный и притом одаренный чувством юмора и не лишенный деликатности. Он для меня все равно что брат, и с такой охраной вашей жене ничего не может угрожать. А теперь скажите, что вы обо всем этом думаете.
— А у меня есть выбор?
— Разумеется, при условии, что вы можете предложить еще какое-нибудь решение!
Манфреди взглянул на часы.
— В любом случае сейчас у нас остается слишком мало времени. Анналина вот-вот вернется, и я предпочел бы, чтобы вы с ней не встречались. Я сообщу вам все, что вам надо знать, а пока возьмите недавнюю фотографию, которая мне очень нравится, — произнес он, вытаскивая из бумажника снимок прелестной молодой женщины с длинными темными волосами, скрученными в низкий узел на затылке, и большими светлыми глазами, в которых, казалось, сияло все счастье мира…
— Какого цвета у нее глаза? — спросил Альдо.
— Голубые… Нет, не совсем так: светло-голубого, аквамаринового оттенка…
— В таком случае, дорогой друг, вам нет нужды расставаться с этим чудесным портретом, вам придется лишь назвать мне время отхода поезда: такая красавица не может затеряться в толпе. Адальберу довольно будет описания, — мягко проговорил Морозини, возвращая фотографию, которую граф, нескрываемо обрадованный тем, что получил ее назад, тут же бережно убрал на прежнее место.
Эта пара, несомненно, заслуживала того, чтобы приложить кое-какие усилия ради ее сохранения!
Вернувшись в гостиницу, Морозини прежде всего сверился с расписанием поездов и посвятил Адальбера в суть разработанного им плана, затем позволил себе немного расслабиться и насладиться завтраком в залитой солнцем столовой, и наконец отправился на вокзал, чтобы сесть в поезд, идущий в Люцерн.
Через четыре часа тринадцать минут — неизменная при любых обстоятельствах точность швейцарских поездов могла бы войти в поговорку! — он вышел из вагона на берегу Люцернского озера и бегом припустился к центральному почтамту, чтобы отправить телеграмму. Затем, точно зная, что до следующего утра поездов не будет, устроился на ночлег в гостинице «Швейцерхоф». Наутро он пешком — погода была такая чудесная! — направился к вокзалу.
В Лугано он застал Адальбера на террасе отеля: Видаль-Пеликорн безмятежно читал газету, потягивая чинзано.
— Что новенького? — поинтересовался Альдо, знаком попросив принести ему то же самое.
До сих пор все идет как и предполагалось. Твой друг Манфреди позвонил около десяти часов, сообщил, что телеграмма пришла и что поезд графини уходит в два часа. Я немедленно заказал себе билет на тот же поезд.
— От Таффельберга никаких известий?
— Пока никаких, но я надеюсь, что он появится здесь, как мы рассчитывали. Я же не смогу до бесконечности удерживать в Люцерне эту молодую даму. Особенно после того, как она узнает, что сестра и не думала ее вызывать…
— И как ты намерен ее удержать?
Адальбер не спеша сложил газету, распрямил свои длинные ноги и потянулся, жмурясь на солнце, как кот.
— Пока что у меня нет ни малейшей идеи, дорогой мой… Но я рассчитываю на вдохновение. Я уверен, что идея возникнет, как только я увижу эту даму, если верить тебе, совершенно прелестную. Красивые женщины всегда меня вдохновляли.
— Даже после того, как в твоей жизни появилась достопочтенная Хилари Доусон? Я-то думал, ты никого, кроме нее, и не видишь. И потом, ты вроде бы почти помолвлен?
— Вот именно что «почти»! А это существенно меняет дело! Ну что, пойдем обедать?
Адальбер и впрямь, похоже, не слишком страдал оттого, что между ним и Хилари Доусон пролегли десятки миль. Более того, он был в превосходном расположении духа и наслаждался ролью, отведенной ему в этой запутанной истории. Все это несколько утешало Альдо, нескрываемо огорченного тем, что его друг готов расстаться со своей великолепной независимостью и приятнейшим образом жизни ради какой-то британской трещотки.
В самом деле, если бы ставка в этой игре — ведь речь шла о жизни и свободе Лизы Морозини! — не была такой серьезной, Адальберу его последние приключения казались бы забавными и скорее приятными. И это впечатление еще усилилось, когда двумя часами позже он усаживался напротив Анналины Манфреди, которую он без всякого труда отыскал на перроне. Она была не только одной из самых красивых женщин, каких он встречал в своей жизни, но и одной из самых обаятельных, потому что с безупречными чертами мадонны у нее соединялись дерзкая улыбка, живой и веселый взгляд светлых глаз и поступь королевы. И эта короткая поездка в ее обществе обещала оказаться сплошным удовольствием!
Поклонившись даме с безупречной вежливостью, Видаль-Пеликорн развернул газету таким образом, чтобы видеть поверх страниц свою прелестную соседку и иметь возможность постоянно за ней наблюдать. Анналина казалась озабоченной и даже недовольной, и Адальбер едва успел подумать, что с ней, пожалуй, нелегко будет завязать разговор, как она открыла сумочку и достала оттуда лаковый, оправленный в золото портсигар. В руке Адальбера мгновенно, словно по волшебству, появилась зажигалка.
— Надеюсь, вы позволите мне, мадам!
Она позволила дать ей прикурить, поблагодарила слегка рассеянной улыбкой и, не обращая больше никакого внимания на спутника, принялась любоваться проносящимся за окном пейзажем. Поезд начал подниматься к долине Левентина, оттуда он через Беллинцону пойдет к Сен-Готардскому туннелю и по долине Рейса покатит к Люцернскому озеру. Адальбер не стал нарушать задумчивость попутчицы. Забившись поглубже в свой угол, он отложил газету, скрестил руки на груди и закрыл глаза: так было гораздо удобнее наблюдать за молодой женщиной и обдумывать, как ему действовать, когда они окажутся на месте.
