Жюльетта Бенцони - Изумруды пророка
Они вошли в маленькую гостиную, где солнце празднично играло в гранях старинного хрусталя, заполнявшего целую витрину и, казалось, окрашивало своим теплым светом золотистую бархатную обивку удобных кресел. Это была уютная комната, украшенная рождественскими розами, голубыми гиацинтами и белыми тюльпанами, и все здесь дышало покоем и счастьем. Каждая мелочь — забытый на спинке кресла муслиновый шарф, серебряная рамка с фотографией счастливой четы на прелестном бюро эпохи Людовика XV, раскрытая книга, придавленная на недочитанной странице парой очков, весело горевший в камине огонь — уверенно напоминала о мгновениях драгоценной близости, которую ближайшие события, возможно, поставят под удар.
Граф предложил Морозини что-нибудь выпить, но тот всем прочим напиткам предпочел кофе: слишком давно ему не приходилось пить кофе, действительно заслуживающий это название!
— Но, прежде чем мы займемся жемчугом, скажите мне, дорогой друг, что привело вас сюда. Не могу же я, в самом деле, предполагать, будто вы читаете мысли на расстоянии?
Конечно, нет, и я очень боюсь, дорогой граф, что стану для вас менее желанным гостем, как только вы узнаете, что привело меня в ваши края. Я приехал для того, чтобы предупредить вас об опасности, угрожающей вашему счастью. Потому что вы ведь счастливы, правда?
— Вполне счастлив! Бесконечно счастлив!.. Но вы меня пугаете… О какой опасности идет речь?
— Я думаю, вы помните великую княгиню Гогенбург-Лангенфельс?
— Федору? Несомненно, дорогой князь, вы ведь заранее знаете ответ на этот вопрос. Такую женщину, как она, забыть невозможно, даже если, кроме нее, в твоей жизни было немало других, но…
— Она только что скончалась в своем замке в Гогенбурге. Вместо того чтобы открыть традиционный новогодний бал, на который любезно пригласила и меня, она покончила жизнь самоубийством, приняв яд…
— Что вы говорите? Она покончила с собой? Федора?
— Да. И, я думаю, сделала это из любви к вам или, вернее, из мести: вы осмелились ее покинуть для того, чтобы жениться на другой.
Манфреди вскочил со своего кресла и принялся расхаживать по комнате.
— Я бросил ее для того, чтобы жениться? Вот уж чего не было, того не было! Я разорвал нашу связь, потому что совместная жизнь с этой женщиной стала совершенно невыносимой. Из уважения к памяти покойной я избавлю вас от подробностей, скажу только, что, не положи я этом) конец, она свела бы меня с ума. О, это было не так-то легко: она не допускала даже мысли о том, что от нее можно уйти, если не она сама это приказала. Похоже, она всегда первой уставала от затянувшихся отношений. На этот раз произошло обратное, но я больше не мог терпеть: я буквально задыхался!
Насколько мне известно — я ведь очень недолго был с ней знаком, — она так никогда и не смогла с этим примириться. Она считала, что вас у нее отняла другая женщина, ваша жена, и она вознамерилась отомстить этой женщине.
— Каким образом?
— Она завещала вам свое тело!
Манфреди внезапно перестал мерить шагами комнату и замер на месте.
— Что вы сказали?
— О, вы прекрасно расслышали. Именно так. И вам придется, если только вы не хотите, чтобы произошел чудовищный скандал, принять это наследство. Позвольте мне сейчас же рассказать вам всю историю от начала до конца, потому что вам придется принимать меры и надо будет действовать очень быстро…
Морозини в нескольких предельно точных фразах описал все, что произошло в Гогенбурге 31 декабря, и все, что за этим последовало, не забыв упомянуть о бешеной ревности Таффельберга и о том, с какой злобной радостью тот приступил к выполнению своей миссии. Не утаив также ни того, какая причина привела в замок его самого, ни того, что Федора не сдержала своего обещания.
— …и у меня есть все основания предполагать, — со вздохом закончил он, — что завтра Таффельберг будет здесь.
— Это настоящее безумие! — воскликнул совершенно убитый этим известием Манфреди. — Совершенно бредовая история. Но что же мне делать?
— Есть ли здесь поблизости какая-нибудь часовня?
Есть прямо здесь, в этом поместье. Впрочем, там никогда еще никого не хоронили, но, в конце концов, это часовня. Дело не в этом. Что я скажу моей жене? Она оказывает мне честь, несмотря на разницу в возрасте, ревновать меня. Меня это очень умиляет и трогает, потому что я осознаю, какая удача мне выпала и какой чудесный подарок Анналина мне сделала, согласившись стать моей женой.
— А об этой истории ей ничего не известно?
— О, еще как известно! Более того, наша связь с Федорой — ее излюбленная тема, когда она впадает в ярость. Это случается редко и выглядит очень забавно… Можете себе представить, что с ней сделается при одной мысли о Федоре, находящейся непосредственно в ее владениях, чуть ли не в ее доме?
— Возможно, нам удастся сделать так, чтобы она ничего не узнала, но для этого надо на время удалить ее из дома.
— Но куда мне ее отправить и, главное, под каким предлогом?
— Вот в этом-то вся загвоздка.
Наступило молчание, с каждой секундой становившееся все более тревожным и тягостным. Анналина могла вернуться с минуты на минуту. И Морозини в конце концов заговорил первым:
— У вас здесь много слуг?
— Да нет, немного. Мой лакей, горничная моей жены, кухарка, садовник с двумя помощниками…
— Это уже многовато, когда надо действовать незаметно. Еще я хотел бы знать, есть ли у графини какие-нибудь родственники, живущие на некотором расстоянии отсюда? Я знаю, вы сейчас скажете, что у меня убогое воображение, раз я намерен предложить вам классический способ с телеграммой, но, поверьте, самые избитые приемы действуют лучше всего.
В Люцерне живет ее сестра, с которой она постоянно ссорится из-за того, что та меня ненавидит. Должен признаться, что и я, со своей стороны, тоже терпеть ее не могу…
— А если бы она заболела, ваша жена поехала бы к ней?
— Кто, Оттавия заболеет? Да она здорова как бык! Она всех нас переживет и доживет до Страшного суда…
— Но может же с нею что-то случится: сломает, например, ногу?
— Она не станет вызывать к себе сестру из-за такого пустяка… Но, может быть, стоит попробовать другое. Вот уже два года, как они обе, моя жена и ее сестра, участвуют в судебном процессе против одного типа, который утверждает, будто является внебрачным сыном их покойного отца и претендует на изрядную долю наследства.
— Это действительно интересно. Как поступит ваша свояченица в том случае, если появятся какие-либо новые сведения? Вызовет к себе вашу жену или сама сюда явится?
— Она всегда считала мое жилище чем-то средним между преддверием ада и публичным домом, и она поклялась, что ноги ее здесь не будет!
