Сюзанна Энок - Грех и чувствительность
— Что происходит? — спросила она, очень встревожившись.
— Я не знаю.
— Ты не знаешь, или ты не скажешь?
— Я не знаю, и я бы не сказал, если бы знал. Просто присядь и пей свой чай.
Итак, что бы это ни было, она должна остаться в стороне. Как обычно. И совершенно противоречит их соглашению. Хотя Закери был не тем, с кем ей нужно было обсуждать эту тему.
— Можем мы, по крайней мере, переместиться в утреннюю комнату? — спросила Элинор, пытаясь притвориться, что ее не интересует то, что происходит. — Кресла там гораздо более удобные, чем здесь.
— Я так не думаю.
— Ох, ну же, Закери. Мельбурн велел тебе не спускать с меня глаз, или он приказал тебе держать меня именно здесь, в этой комнате?
— Никто ничего не приказывал. — Он пошевелился, недовольный креслом с жесткой спинкой. — Но ты права насчет мебели. Отлично, мы можем перебраться в утреннюю комнату.
— Благодарю тебя.
Она бросилась бы вперед, но брат взял ее руку и положил на свою. Что бы не происходило, хорошим это точно не было. Неужели кто-то увидел, как она целовала Валентина? Или что-то худшее? Элинор побледнела, ее воображение нырнуло сквозь логику прямо в панику. Все будет закончено. С ней будет покончено.
— Прекрати это, — пробормотала она, одернув себя.
— Прошу прощения?
— Ничего. — Все, что ей было нужно, это заставить себя вернуться на путь логики. Никто не стал бы хранить новости об их свидании так долго, а затем рассказывать об этом. Сплетням было бы трудно сопротивляться.
Когда они пересекали холл, открылась парадная дверь, и логика снова полетела в окно. Вошел Шарлемань, а за ним следовал сам Валентин. Ни тот, ни другой не выглядели особенно счастливыми, и без того уже громко стучащее сердце Элинор пропустило один удар. Валентин бросил на нее взгляд, выражение его лица было непроницаемым, после чего маркиз снова обратил свое внимание на Шея.
— Ты начинаешь злить меня, — проговорил он, сбрасывая с плеч свое пальто и бросая его Стэнтону. — По какой дьявольски неотложной причине ты вытащил меня из моего собственного чертового дома до того, как я позавтракал?
— В кабинет, — вот все, что в ответ произнес Шей.
— Пойдем, — сказал Закери Элинор, потащив ее по коридору.
Но девушка уперлась пятками в пол и освободилась от хватки своего брата.
— Если это имеет какое-то отношение ко мне, то я требую, чтобы ты сказал мне, что происходит, Закери. Я не ребенок. И эти отговорки смехот…
Себастьян вышел из своего кабинета. Его потемневшее от ярости лицо заставило Элинор похолодеть.
— Отправляйся в утреннюю комнату и оставайся там, пока я не вызову тебя, — прорычал он. — Это больше не игра.
Валентин наблюдал за тем, как лицо Элинор теряет свои краски. Ее широко распахнутые серые глаза так очевидно выдавали ее самые худшие опасения, что маркиз удивлялся, почему ее братья до сих пор не вытащили его на улицу и не повесили над парадной дверью. Деверилл хотел сказать ей, что он полон намерений взять на себя ответственность за что угодно, по поводу чего бы ни кипятились братья Гриффин. И учитывая, как нехарактерно было для него это чувство, Валентин был одновременно и изумлен, и обеспокоен, когда следовал за Мельбурном в его кабинет.
— Вы начинаете приобретать пугающее сходство с испанскими инквизиторами, — прокомментировал он, заметив, что ни одному из младших братьев не было позволено войти в комнату.
Герцог размеренными шагами подошел к своему столу.
— У меня сегодня утром был посетитель, — произнес он, и его голос был таким обманчиво спокойным, какой Валентин слышал только в очень редких случаях.
Волосы у него на затылке зашевелились.
— Я полагаю, что ты собираешься рассказать мне о том, кто приходил с визитом.
— Стивен Кобб-Хардинг.
От Валентина потребовалась вся сила воли, чтобы не вскочить на ноги. Однако Мельбурн наблюдал за ним, поэтому маркиз только скрестил ноги в лодыжках.
— Как интересно для тебя. Я хотел бы, чтобы ты подождал до более приличного времени, чтобы поделиться со мной этой новостью.
— Ты шантажируешь его.
Слава Богу, что Мельбурн сначала отправился за информацией к нему. Бросить в лицо Элинор те обвинения, которые мог выдвинуть в ее адрес Кобб-Хардинг, было бы несправедливо и излишне жестоко. Маркиз пожал плечами.
— В этом Сезоне немного скучно. Мне нужно как-то развлекаться.
Герцог ударил кулаком по столу.
— Черт бы тебя побрал, Валентин! Ты знаешь, что он сказал мне? Как он предложил сохранить репутацию мой семьи — и моей сестры — через предложение о барке?
— Мельбурн, ты…
— Я должен был сидеть здесь и слушать все это, потому что никто, проклятие, никто не рассказал мне об этом! Я завербовал тебя, чтобы ты охранял Элинор от неприятностей, а не затем, чтобы ты позволял ей делать все, что вздумается, и скрывал это от меня!
Валентин сидел и слушал разглагольствования герцога. Так как Мельбурн, кажется, не ожидал от него ответа или даже какого-то отклика, то это дало ему время подумать.
Конечно же, он мог солгать по этому поводу, сказать Себастьяну, что он понятия не имеет, о чем болтает Кобб-Хардинг. Этого было бы достаточно, если бы он был единственной вовлеченной стороной, но с Элинор это дело очень сильно усложнялось. Во-первых, она, вероятно, не станет скрывать правду, а во-вторых, она сочтет выдумку несправедливостью. Все это было задумано ради ее права на некоторую свободу, и притвориться сейчас, что она сидела той ночью в Воксхолле, скромно сложив руки, будет противоречить всему тому, что подразумевалось в ее восстании.
— Деверилл, — заорал Мельбурн, вырвав маркиза из его размышлений, — ты задолжал мне простую услугу. Я совсем не считаю твое поведение соответствующей уплатой долга. Объяснись.
Краткий миг Валентин размышлял над тем, как отреагирует Мельбурн на информацию о том, что вечер, проведенный на суаре[20] у Бельмонта, был наименьшим грехом из всего, что Элинор сделала, и о том, какое неотъемлемое участие принимал маркиз в ее приключениях.
— Я не рассказываю истории, — коротко ответил он. — И сделай свой чертов голос потише. Тебя слышно даже в Париже.
Мельбурн наклонился над столом, упираясь кулаками в твердую поверхность.
— Не меняй тему. А эту историю ты расскажешь.
— Себастьян, это запутанно. И это не то, что ты думаешь. — На самом деле все гораздо хуже.
— Тогда просвети меня, черт бы все это побрал. Я теряю терпение.
— Кобб-Хардинг обманом заставил ее посетить вечеринку у Бельмонта. Это был маскарад, так что никто не видел ее лица.
