Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Однако вскоре ей стало понятно, что несмотря на всю роскошь, это жилище все-таки во многом отличается от того, что Ауриане довелось повидать в Риме. Оно казалось пронизанным духом человечности, мира и гармонии. Оно было совсем не похоже на виллу и сад Домициана, которые были построены для того, чтобы подавить человека своим величием. Здесь же душа чувствовала себя свободно, отдыхала. Ауриане пришло в голову сравнение с сеновалом, наполненным доверху свежим, пахучим сеном. Присутствие Марка Юлиана ощущалось повсюду. Оно было незримым, но явственно давало о себе знать, потому что хозяин дома жил в нем долгое время, так же, как дух Бальдемара всегда был в своем жилище даже в то время, когда он был на войне или в походе. При близком рассмотрении были видны признаки изношенности вещей. Было видно, что хозяин настолько привык к своему богатству, что просто его не замечал, полагая такой образ жизни вполне естественным. Она увидела стол, который выглядел так, словно на нем каждый день играли маленькие дети, а в другой комнате на полу лежал гобелен, протертый чуть не до дыр. Книги тоже были сильно истрепаны, многие их них лежали в самых разных и неожиданных местах.
Ауриана почувствовала, что богатство для Марка Юлиана — лишь средство достижения своих целей, но отнюдь не фетиш Он никогда не пользовался им, чтобы затмить кого-нибудь своей роскошью.
В душу Аурианы закралось чувство тревоги. Она зашла уже так далеко в этот лабиринт комнат, что без посторонней помощи не смогла бы выбраться отсюда. Она опасалась, как бы не попасть в ловушку.
Ауриана замедлила шаг. Служанка с надменной внешностью вздохнула, схватила ее за запястье и бесцеремонно толкнула вперед, словно та была лошадью, которую ведут на поводу.
— Убери от меня свои руки! — вскипела злостью Ауриана и вырвала свою руку у служанки. — Как ты смеешь?
На лице Аурианы появилось выражение возмущения. Служанка притворилась испуганной, а потом злорадно усмехнулась, потешаясь на грубым акцентом гостьи.
Почему они так обращаются с ней? У Аурианы вновь возникло ощущение тяжести на сердце, словно на нем лежал огромный камень. Диокл в вестибюле посмотрел на нее точно так же, как и Эрато, когда она попросила его о свидании. Все эти взгляды означали: «Нет, это не женщина».
Неужели и Марк Юлиан пришел к такому выводу? Неужели его по этой причине нет дома?
«Чепуха! Я просто схожу с ума! Этот дом, этот город заколдовали меня, и я впала в отчаяние».
А теперь, когда они все еще продолжали идти, Ауриане вдруг стало ясно, чего здесь не хватало. На стенах не висели ярко раскрашенные щиты воинов, не было здесь и копий, поставленных аккуратно вдоль стен. Верные дружинники не спали чутким сном, не снимая боевой одежды, на шкурах медведей и зубров, ими же убитых. И вообще, в этом доме ничто не говорило о профессии его хозяина. Кто он? Богатый торговец или один из вождей этого народа, достигшего небывалого совершенства в искусстве войны?
Это был храм отдыха и игр, не испещренный следами войны, осады или нужды. Наверное, таковы были дома всех великих людей в этом городе, дома, не похожие на обиталища воинов, хотя жители Рима командовали неслыханным количеством легионеров, разбросанных по всему свету. Это была власть, к которой Ауриана никак не могла привыкнуть, не видя ее атрибутов, отчего сама власть казалась незримой, ускользающей от понимания, зловещей.
«Оглянись, — сказала она себе. — Здесь никто не прислушивается ночью к вою волков и не спит с грудой камней под руками в ожидании нападения на рассвете. Никто в этом городе не трудится в поте лица, добывая себе пропитание, не пачкает себе руки кровью жертвоприношений богиням — покровительницам земледельцев, чтобы те не оставили их своими заботами и чтобы урожай не был скудным. Им не приходилось спать под дырявой крышей, через которую ручьями лилась вода, и тревожиться, как бы она не рухнула на головы домочадцев. Им не приходилось ломать голову над тем, каких животных убить, а каких оставить на зиму, потому что корма на всех никогда не хватало. Здесь римляне жертвуют Венере голубей, а их жилища ломятся от запасов пищи. Самая презренная чернь живет в Риме лучше, чем самые богатые люди моего племени. Там, где не приходится заботиться о еде и крове, дух может подняться на невиданную высоту и размышлять наравне с богами. Я — животное, у меня душа животного, потому что я всегда жила как животное. Все, что мне известно о жизни, здесь бесполезно и неприменимо».
Служанки, а вместе с ними и Ауриана остановились в помещении, где росли розы и полевые цветы, где стоял столик с вином и сладостями. Из этой комнаты открывался вид на освещенный факелами сад, поражавший своими необъятными размерами. С другой стороны примыкали термы с горячими и холодными бассейнами, служившими для омовения тела.
Та из служанок, которая была настроена к Ауриане более доброжелательно, провела ее в предбанник, где на скамье из черного мрамора уже лежали полотенце и туника из тонкого белого полотна.
Служанка показала на мохнатый плащ из телячьих шкур и грубую тунику.
— Ты должна выкинуть это.
Ауриане показалось, что девушка хотела добавить: «Твои вещи такие грязные, что их лучше спалить и огне»
Затем обе удалились в соседнее помещение, оставив Ауриану наедине с ее болью, которая все нарастала. Никто не сказал ей, как долго придется ждать возвращения Марка Юлиана, а гордость не позволяла спросить об этом самой. Это смахивало на попрошайничество.
Ауриана одна гуляла по саду. Мелкий гравий, которым были посыпаны дорожки, хрустел под ногами, когда она шла по аллеям из аккуратно подрезанного кустарника, лавра, гранатника и сосен. Время ползло очень медленно. Так ползают после зимы змеи, исхудавшие и обессиленные.
«Меня бросили. Разве этот старик по имени Диокл не сказал, что Марка вызвала к себе императрица? Нет, ты совсем с ума сошла, если начала думать об этом. Думать так — значит отравлять свой разум ядом»
Чтобы отвлечься от грустных размышлений, Ауриана стала думать о том, как лучше защитить этот дом от нападения. «Вдоль стен, с которых видна долина, я бы расставила лучников, а за ними на склоне холма — катапульту…»
Ожидание становилось невыносимым. Ауриана прошла мимо скульптуры Дианы, выраставшей из кустов и поражавшей совершенством своих форм. Хотелось прикоснуться к этой каменной плоти и убедиться в том, что это статуя, а не живой человек. Наверное, тело императрицы выглядит точно так же — блестящее, гармоничное, без единого изъяна, белое как первый снег, маленькие упругие груди, похожие на спелые сливы. В ней, без сомнения, соединилась красота всех женщин. Императрица Домиция Лонгина, которая, как знают все горничные и невольники, прислуживающие на кухне, влюблена в него.
