Джулия Куин - Невинное развлечение
Ей ничего не остается — только поверить, что Гарри доставит ее в безопасное место. У нее нет выбора.
Она должна ему доверять.
Должна.
И тут она посмотрела на него. Действительно посмотрела, впервые с того момента, как они с Владимиром спасли ее. Странный туман, в котором она пребывала, начал рассеиваться, и Оливия вдруг поняла, что может, наконец, мыслить ясно. Или, скорее, — подумала она с жалкой улыбкой — относительно ясно.
Достаточно для того, чтобы понять — она ему доверяет.
И вовсе не потому, что «должна». Просто доверяет, и все. Потому что любит его. Может, она и не знает, почему он не рассказал ей, что говорит по-русски, зато она знает его. Она взглянула ему в лицо, и словно снова увидела, как он читает «Мисс Баттеруорт» и возмущается, когда она перебивает. Она увидела как он сидит в ее гостиной и настаивает, что ему необходимо защищать ее от принца.
Увидела его улыбающимся.
Смеющимся.
Оливия вспомнила глаза Гарри, распахнувшиеся до самой глубины его души в тот миг, когда он признавался ей в любви.
— Я тебе доверяю, — прошептала она.
Он ее не услышал, но разве в этом дело? Она говорила это не ему.
Она сказала это самой себе.
* * *Гарри успел забыть, насколько он все это ненавидит. Он прошел достаточно сражений и знал, что некоторые мужчины буквально наслаждаются опасностью. И тогда же понял, что сам к подобным мужчинам не относится.
Гарри мог сохранять ясность мысли, действовать спокойно и целеустремленно, но позже, в безопасности, его начинало колотить. Дыхание его учащалось, и несколько раз с ним даже случались истерики.
Он ненавидел бояться.
И никогда в жизни ему еще не было так страшно.
Люди, похитившие Оливию, не знают жалости, так, во всяком случае, заявил Владимир, пока они ее искали. Они служат послу долгие годы, и их злодеяния щедро оплачиваются. Они верны и жестоки — ужасающее сочетание. Единственное утешение — вряд ли они причинят вред самой Оливии, поскольку думают, что она представляет интерес для принца Алексея. Но теперь, когда она сбежала, кто знает, во что оценят ее безопасность? А вдруг они решат, что она — подпорченный товар, и ее можно пустить в расход?
— Уже недалеко, — сказал Влавимир по-русски, когда они, в конце концов, спустились по лестнице. Осталось пройти по длинной галерее, и они окажутся в той части дома, где сейчас многолюдно. Там они будут в безопасности. Прием в самом разгаре, никто не отважится совершить нападение в присутстви нескольких сотен самых известных людей Англии.
— Уже недалеко, — прошептал Гарри, обращаясь к Оливии. Руки у нее были ледяные, но она, похоже, обрела присутствие духа.
Владимир двигался вперед. Они воспользовались служебной лестницей, которая, увы, закончилась закрытой дверью. Владимир приложил к ней ухо и прислушался.
Гарри подтянул Оливию поближе.
— Можно идти, — тихо сказал Владимир. Он очень медленно открыл дверь, шагнул в нее и поманил их за собой.
Гарри последовал за ним — шаг, другой, — Оливия шла следом.
— Теперь быстро, — прошептал Владимир.
Они почти побежали, держась ближе к стене, и вдруг…
Бах!
Гарри сильно дернул Оливию за руку, инстинкт требовал спрятать ее в безопасном месте, но такого места не было — ни укрытия, ни убежища. Только широкий пустой коридор и кто-то с пистолетом, неясно где.
— Бегите! — крикнул Владимир.
Гарри отпустил руку Оливии — со свободными руками она сможет бежать быстрее — и заорал:
— Давай!
И они рванули вперед. Промчались по коридору и завернули за угол, следуя за Владимиром. Позади них кто-то кричал по-русски, приказывая остановиться.
— Не останавливайся, — крикнул Гарри. Прозвучал еще один выстрел, пуля просвистела совсем близко, разрезав воздух у Гарри над плечом.
А возможно, и само плечо. Он не знал.
— Сюда, — приказал Владимир. Они обогнули еще один угол и снова побежали по коридору. Выстрелы прекратились, шагов позади тоже не было слышно, и вдруг они ввалились в кабинет посла.
— Оливия! — воскликнула леди Ридланд и бросилась к дочери. Оливия, до сих пор не проронившая ни слезинки (во всяком случае, не при Гарри), разрыдалась у матери на руках.
Гарри оперся о стену. У него кружилась голова.
— С вами все в порядке?
Гарри моргнул. Принц Алексей стоял тут же и смотрел на него с явным беспокойством.
— У вас кровь.
Гарри опустил глаза. Оказывается, он держится за плечо. Он даже не заметил, как за него схватился. Гарри поднял руку и посмотрел на кровь. Странно, ему совсем не больно. Может, это чье-то чужое плечо?
Колени у него стали ватными.
— Гарри!
И тут накатила… не чернота, нет. Почему интересно, когда человек теряет сознание, все говорят, что в глазах «темнеет»? Все становится красным. Или зеленым.
Или…
* * * Два дня спустя.Опыт, который мне ни за что не хотелось бы повторять
Автор: леди Оливия Бевелсток
Оливия на минутку прекратила размышлять и отпила глоток чаю, который заботливые родители прислали ей в комнату вместе с огромным подносом бисквитов. Нет, правда, с чего начать подобный список? Может, с «оказаться без сознания» (похоже, это произошло с помощью какой-то пропитанной в наркотическом веществе тряпки, так ей сказали)? А как можно забыть кляп, или связанные ноги и руки?
О! Еще нельзя пропустить «принимать горячий чай из рук мужчины, ответственного за все вышеописанное». Этот пункт угрожал ее чувству собственного достоинства больше, чем любой другой, он будет венчать список.
Оливия очень дорожила чувством собственного достоинства.
Так, поглядим, что еще… «Наблюдать и слышать, как вышибают дверь». Ей это совершенно не понравилось. И еще выражение на лицах родителей, когда ее, наконец, доставили под их опеку — на них, безусловно, читалось облегчение, но такому облегчению неизбежно предшествовал соответствующий по силе ужас, а Оливия не желала, чтобы кто-то из ее близких еще когда-либо испытал нечто подобное.
А самым ужасным, видит Бог, было смотреть, как Гарри оседает на пол в кабинете у посла. Она и понятия не имела, что в него попали при стрельбе. Как она умудрилась не обратить на это внимания? Она так горько рыдала у матери на руках, что даже не заметила, как Гарри вдруг смертельно побледнел, или что он держится за плечо!
Она думала, что испытывала жуткий страх во время их бегства по коридорам, но ничто — ничто! — не могло сравниться с ужасом тех тридцати секунд между моментом, когда он упал, и когда Владимир уверил ее, что это всего лишь ранение, причем кость не задета.
