Кэти Максвелл - Искушение леди
Деб, живая, настоящая, из плоти и крови, склонилась над ним, бережно гладя его по плечу.
– Тони, Тони, очнись! Тебе приснился прежний кошмар?
Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и стряхнуть наваждение. Он ошарашено потряс головой.
– Нет, на этот раз все было по-другому.
Затуманенным взором Тони обвел комнату. Серые предрассветные сумерки создавали впечатление ирреального мира.
– Что значит «по-другому»? – спросила Дебора.
Тони вспомнил о шпаге… и понял значение этого символа. Он не ощутил ни страха, ни боли, только невероятную грусть и смирение.
Перевернувшись на живот и вытянувшись рядом с ней, он сказал:
– Я отпущу тебя… если ты действительно этого хочешь.
Ее темные глаза погрустнели. Она лишь молча кивнула.
– Когда ты хочешь уехать? – спросил Тони. Сердце его разрывалось от горя.
– Наверное, будет лучше, если я уеду сегодня же. Чем дольше мы вместе, тем тяжелее будет расстаться.
Тони застонал от бессильного отчаяния, признавая ее правоту.
– Хорошо. Я пойду к себе, чтобы переодеться. Буду ждать тебя внизу.
Он приподнялся, намереваясь встать с кровати, но Дебора остановила его, положив руку ему на плечо.
– Я люблю тебя.
Склонив голову, он принялся целовать кончики ее пальцев.
– Я знаю. И я тоже люблю тебя. Но в этом и кроется настоящий кошмар, верно? Мы слишком сильно любим друг друга, чтобы не пожертвовать всем, что имеем.
Прежде чем она успела ответить, Тони спрыгнул с постели, натянул бриджи и, не оглядываясь, вышел из комнаты.
Его туалет не занял много времени. Камердинер уже ждал его. Быстро побрившись, Тони решил пренебречь прочими ухищрениями. Он переоделся в коричневые кожаные бриджи и шерстяной сюртук – в этой одежде будет достаточно удобно в дороге.
Деб еще приводила себя в порядок. Кроме того, ей предстояло собрать вещи, но на это не понадобится много времени. Тони сошел вниз. На буфете в столовой ждал завтрак, но аппетита у молодого графа не было. Вместо этого он почел своим долгом распорядиться, чтобы Альфред сам приготовил дорожную карету.
Дорожка, ведущая в конюшню, была обсажена аккуратно подстриженными кустами, в зелени которых сверкали серебристые листочки и фиолетовые головки колокольчиков. Тони миновал поворот и оказался лицом к лицу с матерью. Она низко склонилась над клумбой, внимательно рассматривая ее, и, похоже, ничуть не меньше его удивилась неожиданной встрече.
Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга, как чужие и незнакомые люди.
На губах у Софии появилась робкая улыбка, странным образом контрастировавшая с глазами, в которых плескались боль и тоска. Она поспешно сказала:
– Я сама разбила эти клумбы много лет назад. И сейчас мне захотелось взглянуть на них.
Тони кивнул.
– Я помню. Я помогал тебе.
Криво улыбнувшись, он посторонился, уступая матери дорогу. Однако она удержала его и сказала:
– Я бы никогда не допустила, чтобы по моей вине с тобой случилось что-нибудь плохое.
Тони переступил с ноги на ногу, прежде чем ответить. Рано или поздно им придется прийти к какому-то соглашению. Но милосердие, дарованное Деб от природы и составлявшее основу ее характера, было ему несвойственно. И он честно, хотя и впервые в жизни, попытался взглянуть на мать другими глазами – без горечи и предубеждения.
Сейчас перед ним стояла не жестокосердная гарпия из детских кошмаров, а женщина, стремившаяся защитить своего сына.
Она неправильно истолковала его молчание. В глазах у нее заблестели слезы.
– Я должна идти. Ричард сейчас сойдет вниз к завтраку. Сегодня мы уезжаем. Нам не хотелось бы злоупотреблять твоим гостеприимством.
Опустив голову, она вознамерилась проскользнуть мимо… но он не мог допустить, чтобы они расстались сейчас. Особенно таким образом.
Тони поймал мать за руку и развернул лицом к себе.
– Прости меня. – Слова сорвались с непривычной легкостью, чему он несказанно удивился. – Я был идиотом.
Глаза Софии наполнились слезами. Она не смогла сдержать их, и по щекам пролегли серебристые дорожки. Но она улыбалась.
– Я так рада слышать это.
Ее прямота заставила его рассмеяться, хотя и несколько натянуто. Затем, не успев сообразить, что делает, Тони заключил мать в объятия. Странно, но она всегда занимала очень большое место в его жизни. А сейчас ему казалось, что он обнимает маленькую, хрупкую женщину… Она очень исхудала, он мог пересчитать все ее косточки, а время для обоих летело так быстро…
Похоже, мать прочла его мысли, потому что крепко обняла Тони обеими руками.
– Я молила Господа, чтобы такой момент когда-нибудь настал! Ох, сынок…
Они постояли, обнявшись, еще несколько мгновений, а потом она отстранилась, чтобы вытереть слезы.
– Я должна признаться кое в чем. И мои новости тебе не понравятся. Прошлой ночью мы разговаривали с миссис Персиваль…
– Да, она говорила мне.
Мать подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.
– Ты не сердишься?
– Скажем так, я не в восторге от ее решения. Но она хочет жить собственной жизнью, и у нее своя голова на плечах.
– Она замечательная женщина, – сказала мать. – Открытая и честная. Совсем не такая, какой, полагаю, должна быть твоя избранница.
Вот они и коснулись главного.
– В таком случае леди Амелия будет полностью соответствовать твоему представлению о моей будущей супруге.
– Да, я слыхала, что ее происхождение безупречно. – Это сдержанное и сухое замечание заставило Тони поморщиться. А мать, видя, что ее слова попали в цель, негромко продолжила: – Ты не должен был бы отпускать миссис Персиваль от себя.
– Не должен был бы, – согласился Тони. – Но что я могу предложить ей? Никто не хочет быть изгоем.
– Тони, мне очень жаль. Поверь мне, я знаю, что такое жить вдали от любимого человека. Я буду молиться о том, чтобы ты сумел найти верное решение, подобно нам с твоим отцом.
Он поднес руку матери к губам.
– Я буду молить Бога о том же. Но иногда одной любви бывает недостаточно.
– Только ради любви и стоит жить, – возразила она. Какими наивными показались ему ее речи! Впрочем, мать всегда пренебрегала правилами и условностями. Она не спешила уходить.
– Ты ведь не передумаешь, верно? – спросила София, видя, что он не собирается отвечать.
– Нет. Мы с Деборой принадлежим к числу людей, которые всегда поступают правильно. – То, что некогда было предметом гордости, ныне превратилось в проклятие. – А сейчас я вынужден просить у тебя прощения, мама, но мне надо отдать распоряжение Альфреду подготовить дорожную карету.
София кивнула, и выражение ее лица смягчилось, когда он назвал ее «мама». Ее реакция больно ранила его совесть… и он понял, почему Дебора не соглашалась на меньшее из того, чего заслуживала.
