Дональд Маккейг - Ретт Батлер
Скарлетт предложила ему то, что до него предлагала многим усталым оборванным путникам, однако на сей раз покраснев. Ни один из них не был наследником состояния Фишеров.
— Сэр, можете остаться в Таре на ночь. Мелани Уилкс будет рада узнать от вас новости. Мы давно ничего не слышали о ее муже.
— О, с ним наверняка все в порядке, — беззаботно сказал полковник, — Люди вроде Уилкса живут вечно.
Скарлетт и глазом не моргнула.
— Если вы закончили трапезу, я хотела бы показать вам Тару.
Тара была воплощением мечты Джеральда О'Хара. Ее беленые кирпичные стены и широкая крыша должны были укрывать детей, родных и гостей, нашедших приют у Джеральда. «Никаких финтифлюшек, — говаривал он жене Эллен, — Простой удобный дом. Всякие гостиные-мостиные, всякие отдельные апартаменты для членов семьи не по мне: для кого же дом, как не для членов семьи?» А когда Эллен захотела танцзал, Джеральд лишь фыркнул в ответ: «Разве мы не можем потанцевать у себя в салоне, миссис О'Хара, когда нам взбредет в голову такая прихоть?»
В Таре не было подвала. Если Джеральд О'Хара чего и страшился, так только змей, а в подвале, по его неколебимому мнению, они бы непременно завелись.
Зато Джеральд устроил два крыльца — переднее и заднее: «посидеть вечерком». Из спальни Джеральда дверь выходила на балкон, откуда владелец Тары мог ясным утром созерцать зеленеющие и цветущие хлопковые поля на красной глинистой почве и подъездную аллею с каштановыми саженцами.
Фонари в свинцовой оплетке и полукруглое окно над входной дверью были уступкой Джеральда вкусу жены.
Но если дом Джеральда не сильно пострадал от войны, его плантация была полностью уничтожена.
— Наши пекановые деревья давали самые маслянистые орехи во всем округе Клейтон. На них всегда висели качели для детей. Янки спалили пеканы. И качели вместе с ними, — сказала Скарлетт. А вон там стоял хлопковый пресс.
Отец всегда покупал самые современные машины. «К чему людям выполнять ту работу, что могут делать тупые машины?» — говаривал он. Тут была маслобойня — вон, возле обрушившейся стены пружинный механизм. А негритянские хижины не сожгли…
Полковник пнул полуобгоревшую доску.
— Они вам потребуются, когда негры образумятся и начнут возвращаться. Многие тысячи сейчас спят под открытым небом на улицах Атланты. Если бы янки их не кормили, они бы умерли от голода.
Какое Скарлетт дело до беглых негров?
— Стоит вложить тысячу долларов — и Тара поднимется. Всего тысячу. С землей все в порядке: пусть сожгли дома, уничтожили скотину, но, Бог свидетель, землю им не убить!
— Что за прекрасная воительница-амазонка! — Раванель взял Скарлетт за руку; кожа бывшего военнопленного оказалась неприятно нежной. — Знаете, не люблю путешествовать в одиночку. Не смогу ли я убедить вас сопровождать меня до Чарльстона?
Хотя Скарлетт и ожидала предложения, но отнюдь не столь откровенного.
— Чтобы неженатые мужчина и женщина путешествовали вместе? Сэр, что подумают люди?
Презрительный смех Раванеля больно резанул ее.
— Дорогая Скарлетт, все умерли. Все, чье мнение хоть что-то значило. Лишь трусы, предатели и… сидевшие в тюрьмах пережили войну. Джей Стюарт — полевые лилии кланялись, когда генерал Стюарт проезжал мимо. Благочестивый генерал Полк теперь проповедует на небесах, там им с Каменной Стеной Джексоном теперь никто не помешает мериться красноречием. Клебурн, Тёрнер Эшби, маленький храбрец Пеграм, мой безрассудный друг Генри Кершо, даже Ретт Батлер погиб.
Скарлетт будто выстрелили в самое сердце. Она прошептала:
— Кто?
Полковник Раванель подобрал осколок тарелки и запустил им в сломанную маслобойню.
— Ретт находился в форте Фишер во время атаки федералов. Они там все покрошили, — Его голос смягчился, — Мы с Реттом когда-то были друзьями. Собственно, лучше друга мне так и не довелось повстречать.
— Но ведь… Ретт не верил в справедливость Дела…
— Зато никогда не мог устоять перед возможностью сделать красивый жест, — Раванель с некоторым удивлением посмотрел на Скарлетт, — Разве вы его знали?
Знала? Знала ли она его? А действительно, разве она его знала? Но… Ретт Батлер мертв? Как мог он погибнуть!
— Ну вот, я вас расстроил… Простите.
Мысли Скарлетт смешались. На что она надеялась? Само собой разумелось, что она увидит его снова и что всезнающая насмешливая улыбка Ретта выведет ее из себя. Скарлетт закусила губу, чтобы не расплакаться. Его больше нет?
И те редкие моменты, когда они с Реттом понимали друг друга, тоже никогда не повторятся?
— Где… где он похоронен?
— Федералы помечали могилы только своих солдат.
А наших просто выбрасывали в океан.
Безнадежность охватила молодую женщину, и она опустилась на пень от некогда самого большого каштана в Таре. И что теперь? Она лишь повторила:
— Ретт Батлер… мертв?
Эндрю Раванель принялся утешать ее: вполне возможно, что Ретт не погиб вместе с остальными, Ретт — сущая кошка, у него должно быть девять жизней…
Но Скарлетт не могла более выносить его присутствие.
— Сэр, прошу вас вспомнить, что я — миссис Чарльз Гамильтон, почтенная вдова. Я отклоняю ваше унизительное приглашение. Даже не знаю, как подобное могло прийти вам в голову. А теперь, сэр, вам пора отправляться дальше. Вы совершенно определенно выразили свои намерения. Вам нельзя оставаться в Таре.
Эндрю тихо проговорил:
— Когда-то давно я тоже его любил.
— Любили Ретта Батлера? Этого наглого, самодовольного, всегда готового уколоть… Разве такого человека вообще можно любить?
— Если вам угодно.
Эндрю Раванель взгромоздился на своего ослика и уехал.
Солнце скрылось за облаками.
Скарлетт чувствовала себя совершенно беспомощной. Господи, как же хотелось лечь и уснуть.
Но женщина выпрямилась и пошла к картофельным грядкам. Они с Порком накопают клубней. А потом она найдет где-нибудь еще проростков.
И только после этого расскажет Мелани о Ретте. Мелли он всегда нравился.
Глава 25
ПЛАНТАЦИЯ В НИЗИНАХ
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Полугодом позже по дороге вдоль реки Эшли скакал всадник, верхом на вороном жеребце той породы, которой Низины прежде так славились. Всадник обладал небрежной грацией аристократа. Во время войны бесчисленные могилы были устланы костями людей, подобных ему, а скелеты их прекрасных скакунов белели на полях и в персиковых садах объединенной страны.
Год назад по этой дороге прокатилась армия генерала Шермана. Предостерегающими перстами торчали из-за придорожного бурьяна сожженные трубы. Вон от того поваленного столба дорога вела к руинам дома, где вырос Генри Кершо. А на том обуглившемся дубе были подвешены качели, на которых так любила раскачиваться маленькая Шарлотта Фишер, крича: «Выше! Выше! Толкните еще выше!» Заросшая аллея вела к сожженному особняку, где умерла мать Эдгара Пурьера.
