Шерри Томас - Ночные откровения
На глаза Элиссанды вновь набежали слезы.
– Я никогда не задумывалась о том, что буду есть или где буду жить на Капри.
– Ничего удивительного. Но ведь я твоя мать. Даже воображая свое дитя в далеком краю, я хотела, чтобы ты не голодала и имела крышу над головой.
«Я – твоя мать»… Такие волнующие слова и столь же прекрасные, как первые звезды на небе.
– И я отчетливо представляла тропинку, ведущую от твоей виллы по островным холмам к постоялому двору, где останавливаются приезжие англичане. Когда тебе станет скучно или одиноко, ты сможешь спуститься туда и выпить чаю или пообедать. А может, к тебе заглянет заплутавший симпатичный молодой человек. Я придумала целую жизнь для своей дочери, – нерешительно улыбнулась миссис Дуглас, – в месте, которое никогда не видела.
Элиссанда всегда чувствовала, что эта женщина любит ее, но не знала, насколько.
– По-моему, чудесную жизнь, – сдавленным голосом отозвалась она.
– Почти такую же замечательную, как у тебя с лордом Виром, – Рейчел взяла дочь за руку. – Тебе повезло, Элли.
Ее брак – сплошное притворство, и маркиз готов уплатить немалые деньги, лишь бы никогда не видеться с супругой. А ненавистный презренный тиран оказался родным отцом – слишком ошеломительное известие, чтобы разом осознать последствия. Но миссис Дуглас не ошиблась: Элиссанде действительно повезло. Она обрела мать, живую и невредимую.
Наклонившись, маркиза прижалась губами к родному лицу.
– Да, я знаю.
* * * * *
Вир смотрел, как исчезает во мраке ночи поезд, унося его жену.
Полагая себя осведомленным обо всех хитросплетениях и поворотах жизни Дугласа, маркиз был до глубины души поражен сегодняшними открытиями.
Что сейчас чувствует Элиссанда? Потрясена? Не хочет верить? Все ли она поняла из того, что выплыло наружу?
Вместо того, чтобы стоять столбом и внимать раскрывающимся тайнам, Виру следовало предвосхитить надвигающуюся беду. Надо было живее доставать хлороформ. Минутой ранее – и жена осталась бы в блаженном неведении.
В этой женщине было столько радости – в ее глазах неприглядный, уродливый мир отражался цветущим и прекрасным. Как-то за ужином маркиза рассказывала о восторженном изумлении тетушки во время поездки в Дартмур. А Виру хотелось вставить, что на лице Элиссанды каждодневно такое же выражение восхищения и невероятного удовольствия, находимого в обыкновеннейших вещах.
Но он так ничего и не сказал. Маркиза выбивала из колеи жизнерадостность жены: это было пламя, опасное пламя, могущее обжечь, приблизься он к нему по глупости. До этого момента Вир и не представлял, как восхищается этой чертой. Как дорожит ею.
Он не смел мечтать о счастье для себя – для недостойного. Но Элиссанда заслуживает счастья. В нелегкой борьбе она отстояла свою внутреннюю чистоту и целостность. И Вир всем своим существом ощутил крушение ее мира, словно острые осколки впивались в него при каждом вздохе.
Когда маркиз вернулся к выбранному Дугласом в качестве укрытия дому, в тусклом свете уличных фонарей его поджидал Холбрук, стоявший на страже тоже под видом извозчика.
– Наш герой уже пришел в сознание, – бросил он вместо приветствия.
Вир кивнул.
– Сейчас переоденусь, и мы им займемся.
Маркиз, войдя в дом, сменил костюм, затем агенты перенесли связанного преступника в кэб. Холбрук взобрался на козлы, Вир устроился на сидении рядом с пленником.
– Значит, ты мой зять, – протянул Дуглас.
От глумливого тона у Вира побежали мурашки по коже.
– Что? – переспросил он. – Нет-нет, я женат на племяннице вашей жены.
– Ты что же, ничего не понял из сказанного нынче? Элиссанда мне не племянница, она моя дочь.
– Вы, никак, умом повредились? – недоуменно посмотрел маркиз на спутника.
Тот рассмеялся.
– Что ж, в какой-то мере меня определенно радует то, что девчонка выскочила за идиота.
– Я не идиот, – спокойно возразил Вир, чувствуя нарастающее сожаление, что не избил мерзавца, имея такую возможность.
– Разве? Тогда слушай: Элиссанда – моя дочь. Мне известна ее натура. Я догадываюсь, что она тебя подловила. Да, умна, как сам дьявол, и так же беспощадна. Попользуется тобой, пока не выжмет все, что можно, а затем, вполне вероятно, избавится от муженька-бестолочи.
Неуемная злобность этого человека не переставала поражать. Рука Вира сжалась в кулак.
– Как вы можете говорить такое о собственной дочери, раз уж так на сем настаиваете?
– Потому что это правда. Девчонка многое переняла у меня – беспринципность в том числе. А иначе почему, как ты думаешь… Ах да, извини, я и забыл – ты же не думаешь. Жаль тебя, наивного придурка.
– Что вы сказали? – переспросил Вир.
– Ты, полоумный болван…
Вир нанес негодяю удар в лицо с такой стремительной силою, что чуть не повредил себе руку. Дуглас взвизгнул от боли, задрожав всем телом.
– Извините, – осклабился маркиз, заметив, как при звуках его голоса наглец отшатнулся. – Я всегда так делаю, когда меня обзывают. Так что вы там говорили?
* * * * *
– Давайте убедимся, что я правильно понял вас, лорд Вир. Вы сидели в каком-то пабе в Дартмуре. К вам подошел этот джентльмен, угостил выпивкой, отчего вы сделались столь легкомысленным и доверчивым, что согласились поехать с незнакомцем и посмотреть некий славный особнячок в Эксетере. Очнувшись на полу в заброшенном доме, вы поняли, что были похищены. Когда же похититель принес еду и питье, вы набросились на него, одолели и доставили сюда. Верно? – переспросил детектив Невинсон, находившийся в полицейском участке вследствие посланной маркизом из Пентона телеграммы.
Эта чертова нескончаемая роль. Виру не терпелось оказаться дома – жене нельзя сегодня оставаться одной.
– Именно, – подтвердил он. – Я ведь этот… как его… Не наследница, потому что это про женщин, а как называют в таком случае мужчин?
– Вы богатый человек, – закатывая глаза, подсказал Невинсон.
– Точно. И в качестве такового понял, что зарятся на мои денежки. А этот ублюдок – прошу прощения за грубость, джентльмены – этот похититель имел наглость заявить, что он собирается держать меня под замком, чтобы моя супруга регулярно передавала ему по тысяче фунтов. Представляете, не знает даже, как правильно требовать выкуп?! О, благодарю вас, сэр, – кивнул маркиз главному инспектору эксетерской полиции, подавшему вельможе чашку темного, перестоявшего чая. – Вот это славный чаек. Ту цейлонскую водичку, что попивают наши дамы, я в рот взять не могу.
– Известно ли вам, милорд, кого вы схватили? – гнул свою линию Невинсон.
