Шерри Томас - Ночные откровения
Элиссанда чувствовала страшную слабость и одновременно странное спокойствие: словно находилась за толстыми стенами замка, а грохот и хаос снаружи – орущая орда Чингисхана – не имели к ней никакого отношения. Она не здесь. Она совсем в другом месте.
Маркиз бормотал какие-то утешающие слова, поглаживая жену по спине. Но она твердо протянула руку за хлороформом. Вир отдал бутылочку и платок. Элиссанда смочила ткань, подошла к дяде и прижала платок к его лицу.
Глава 20
– А лорд Вир сумеет тут все уладить? – спросила Рейчел, когда поезд, выбрасывая клубы пара, тронулся с громким свистом.
Маркиз, наблюдавший за отправлением, остался на платформе. Под видом извозчика он доставил женщин на станцию, чтобы те могли уехать из Эксетера. «Миссис Дуглас быстрее придет в себя дома, чем в полицейском участке».
Вот только дом лорда Вира больше не их дом.
– Он справится, – уверила Элиссанда.
Фигура мужа все отдалялась и отдалялась, и в душе нарастало режущее чувство пустоты. Вот маркиз совсем исчез из виду, а вокзал превратился в сверкающий во мраке огонек.
– Ты, наверное, хочешь узнать всю правду? – спросила тетя.
Нет, не тетя – мать. С приливом грусти Элиссанда перевела взгляд на родное лицо, не столь изможденное, как прежде, но все равно до срока постаревшее.
– Если только у вас хватит сил, мэм…
Достанет ли сил ей самой?
– По-моему, я справлюсь, – слабо улыбнулась Рейчел. – Вот только не знаю, с чего начать.
Элиссанда, едва удерживаясь от дрожи, припомнила рассказ мужа.
– Мне говорили, что дядя – отец – нарисовал вас в облике прекрасного ангела задолго до того, как вы поженились. Вы его тогда не знали?
– Дуглас признался, что впервые увидел меня в Брайтоне, на Западном пирсе, и был настолько сражен, что подкупил владельца студии, в которой мы заказали семейный портрет. Фотограф не только сообщил ему адрес доставки, но и продал мою фотографию. Но я никогда не встречала этого мужчину, пока он не явился в наш дом. Гость представился знакомым покойного отца, и у меня не возникло сомнений. В то время я находилась в стесненных обстоятельствах, Шарлотта как раз ушла из дома… Прежние друзья изобретали всяческие отговорки, лишь бы не принимать меня – разве я могла подумать, что кто-то солжет, чтобы приблизиться ко мне?
У Элиссанды сжалось сердце: ее мягкая, доверчивая мать, одна-одинешенька на всем белом свете, являла собой легкую добычу для такого чудовища, как Дуглас.
– И когда вы узнали правду?
– Незадолго до твоего рождения. Не помню уже, что я искала, когда в руки попался какой-то старый дневник. Знай я, что тетрадь принадлежит мужу, не открывала бы ее. Но на обложке стояли незнакомые инициалы «Дж.Ф.К.», и мне стало любопытно. Я была столь наивна и глупа и так восторгалась своим красивым, умным, богатым мужем, – вздохнула миссис Дуглас, – что даже его ревность полагала романтичной. И когда поняла, что почерк Джорджа Фэйрборна Каррутерса похож на почерк супруга, а некоторые события, описанные неведомым автором, соответствуют рассказам Эдмунда о его собственной жизни, то обратилась с расспросами к нему самому. Муж, должно быть, запаниковал. Он ведь мог обмануть меня, преподнеся какую-нибудь выдуманную историю, но вместо этого поведал страшные факты. Именно тогда я впервые увидела истинное лицо этого человека – и впервые испугалась.
«Вот почему Рейчел так расстроило сообщение об убийстве Стивена Делейни, – подумала Элиссанда. – Дуглас, должно быть, поклялся ей, что больше никогда не убьет».
– Тебе исполнился месяц, когда сержант Армии Спасения[57] принесла к нам твою кузину. Я давно потеряла связь с Шарлоттой, и понятия не имела ни о том, что сестра умерла при родах, ни что ее мужа тоже нет в живых. Сержант сообщила, что ребенка пытались отправить к Эджертонам, но те наотрез отказались принять малютку. Мне ужасно не хотелось брать в дом – во власть мужа – еще одно невинное дитя, но ничего другого не оставалось. Между тобой и сироткой была всего лишь неделя разницы, и вы легко могли сойти за близняшек. Но не прошло и десяти дней после появления малышки в нашем доме, как вы обе подхватили простуду. Племянница казалась крепче, а за жизнь дочери я опасалась. Когда у тебя спал жар – ты не представляешь, как я ликовала…. И всего через несколько часов, посреди ночи, твоя кузина умерла у меня на руках. От потрясения я рыдала, не умолкая. «Если бы девочка попала к родственникам отца, – говорила я себе, – она бы осталась жива». Я цепенела от мысли, что Эджертоны могут передумать и явиться за ребенком. Что я им скажу? Вот тогда мне и пришла в голову эта идея. Твой дядя – твой отец – уехал по делам в Антверпен, а няньку экономка накануне уволила, застав с лакеем. Если я объявлю умершей свою дочь, никто ничего не заподозрит. И когда Эджертоны явятся, ты уедешь с ними и будешь свободна – раз я не могу. Приняв такое решение, я разослала уведомления о смерти дочери всем, кого знала: в то время мы еще не перебрались в глухомань, и у меня оставались друзья и знакомые. Это придало факту официальность. Никто не усомнился в том, что мать узнает собственное дитя… Должна сказать, Эджертоны меня страшно разочаровали, – промокнула Рейчел платочком глаза. – Я писала им, посылала твои фотографии – они не отозвались.
Элиссанде тоже пришлось вытереть слезы.
– Ничего страшного, мэм. Вы сделали, что могли.
– О нет, я оказалась плохой матерью, бесполезной обузою для тебя.
– Не говорите так, – покачала головою Элиссанда. – Мы ведь знаем, что за человек ваш муж. Он бы точно убил вас, попробуй вы уйти.
– Мне следовало заставить тебя уйти, чтоб не позволить Дугласу властвовать над нами обеими.
Протянув руку через узкий проход между сиденьями, Элиссанда коснулась щеки матери.
– Он не имел надо мной полной власти: у меня был Капри. Я воображала, что нахожусь на далеком райском острове и недосягаема для мучителя.
– Я тоже, – подхватила миссис Дуглас, засовывая платочек за манжету рукава.
– Вы представляли себя на Капри? – изумилась Элиссанда.
– Нет, я представляла там тебя. В книге, что ты читала вслух, мне очень полюбился один отрывок. Я и сейчас помню отдельные фразы. «Подобно Венеции, остров Капри является непременным для посещения туристами местом – удаленным от материка и непохожим на итальянский характер и бытующие о нем представления, – продекламировала миссис Дуглас с мечтательным взглядом. – Солнечная, свежая пасторальная картина моря, с отзвуками былых времен, приглушенными и неясными, как рокот прибоя в пещерах». Я воображала, как моя дочь исследует эти пещеры – еще девочкой я читала об открытии Голубого грота, и это было так увлекательно. Нагулявшись, ты ужинаешь на ферме сытной крестьянской едой, приправленной травами и оливками. А когда наступает вечер, возвращаешься на свою виллу на высоком утесе и любуешься закатом солнца.
