Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

– Бабушка Галя, бабушка Галя вернулась.

А четвёртую ночь спали уже крепко. Ни разу не проснулись. Вымотались, видимо.

Катя все эти дни плакала, не могла без слёз смотреть на детей Ивана. Карина познакомилась с братьями. Но они как-то холодно к ней отнеслись.

Чем-то эти дети напоминали Зое Марию. Та тоже росла диковатой, всё время чего-то боялась, вздрагивала. Вот и её дети были такими же. Днём они сидели тихо, а ночью бегали от кровати к двери и обратно.

На пятую ночь вернулись немцы. И по воспоминаниям Зои, те две недели, что она жила с немцами и детьми под одной крышей были самыми ужасными за всё время с начала войны.

Вернувшиеся постояльцы сразу заметили детей и были этому не особо рады. Новые люди в доме нарушили и без того неспокойный детский сон.

Младший Григорий кричал и не успокаивался. Чтобы не злить немцев, Николай всю ночь провёл у печки и топил её так, что в доме было очень жарко. Невыспавшиеся, злые, распаренные все шестеро проснулись очень рано.

Один из них неожиданно для Николая схватил автомат и пошёл в комнату, где Зоя спала с детьми. Ей только под утро удалось уложить их спать. Немец ногой толкнул дверь и с криком:

– Убью, – ворвался в комнату.

Проснувшиеся дети сначала испугались, а потом заплакали. Все трое. Зоя не сразу поняла, что произошло. Испугалась, закрыла собой детей.

Долго так сидела. Вспомнила, что когда-то так Катерина закрыла её от моряка. Было страшно. Немец не убирал автомат, а просто смотрел на Зою. Его взгляд был такой суровый, такой бешеный.

Дети истошно орали за Зоиной спиной.

– Ещё один писк, – прошипел немец по-русски, – и всех перестреляю…

И вышел. Успокоить детей удалось только тогда, когда немцы позавтракали и ушли.

Весь день Зоя уговаривала детей вести себя тише, объясняла, что немцы опасны и могут навредить. Но дети её как будто не слышали, а всё спрашивали, где бабушка Галя и когда она вернётся. Пойти за Галей не могло быть и речи. Если та привела детей, значит, она действительно не могла с ними справиться. Просто так Галя не пришла бы за помощью.

Отношения Гали и Зои были натянутыми.

Когда после окончания Гражданской войны Макар с семьёй вернулся в Ростов, Зоя была удивлена тому, что его жена Галя. Им редко приходилось сталкиваться вместе. В основном Макар приходил всегда сам, иногда с детьми.

Если приходила Галя, то она всегда сидела серой мышкой в углу. На Зою смотрела с каким-то презрением. И однажды сказала, что не может привыкнуть к Зоиной красоте, и Бог был несправедлив, когда наградил одну всем, а другую ничем. Галя потянула себя за короткие волосы. И Зое даже показалось, что у Гали появились слёзы. Но как-то быстро глаза стали сухими, а взгляд неласковым, хотя он таким и был всегда.

– Если бы мне хоть каплю твоей красоты, я бы не страдала так, как сейчас. Я не знаю, почему Макар со мной. Но из-за того, что безумно его люблю, простила ему всех детей и прощаю теперь его походы к другим. Ему хочется красоты, а я вот такая, какая есть.

Галя опять потянула себя за волосы и продолжила:

– Ненавижу отца, ненавижу всей душой за покалеченную мою молодость. Я так и не смогла отрастить волосы. А Макар любит длинноволосых. Ты бы видела его любовниц, Зоя! Они в тысячу раз краше тебя. И не думай, что ты самая лучшая, есть и другие.

– А я себя и не считаю лучшей, – сказала Зоя, – я такая, какая есть. И ты, Галя, прекрасна. Макар не жил бы с тобой, если бы не любил. Он такой человек, что терпением не награждён. В тебе есть то, чего он не может найти в других. И я даже догадываюсь, что именно. Ты по характеру напоминаешь ему Таисию, и поэтому он никогда тебя не бросит и не уйдёт.

– Имя это ненавижу… – выпалила Галя. – Помню её хорошо. Да и как забыть, если Макар шепчет ночами её имя.

Зое вдруг захотелось обнять Галю. И она сделала попытку, но Галя не поняла этот порыв, подошла к Макару и сказала ему:

– Я домой.

И ушла.

Макар никак не отреагировал на это. Он продолжал весело о чём-то разговаривать с Янеком.

В отношениях Макара и Гали Зоя заметила сходство с отношениями отца и Евдокии. Такой же несчастный и озлобленный взгляд был у мачехи, так же она страдала от своей внешности и невнимания Григория. История повторялась на глазах у Зои.

После этого разговора Зоя увидела Галю почти перед войной. Случайно встретила их с Макаром. Они шли держась за руки. И Галя показалась Зое очень счастливой. Да и Макар светился. Вот такая у них была любовь.

Зоя отвлеклась от воспоминаний. С ужасом представила себе вечер.

Немцы вернулись злыми, начали тотчас бурчать на Николая за то, что тот растопил печь так сильно, что и дышать нечем. Николай послушал и опять устроил холодную ночь. На удивление в эту ночь дети спали. Но не немцы. Они посреди ночи окружили печку и сидели грелись.

А Николай торжествовал. Понимал, что напряжение нарастает. Но не хотел делать так, чтобы враги чувствовали себя как на празднике.

А третья ночь была опять адом. На следующее утро невыспавшаяся Зоя услышала на ломанном русском:

– Золо́то моё, любимая… Ты снилась мне сегодня.

И сразу же перевод этих строк с русского на немецкий.

Немцы читали письмо Янека, адресованное Зое.

Зоя не понимала, как новое письмо от Янека могло попасть к немцам. Один из них продолжал читать по-русски и переводить. Другие сидели и хихикали.

Каждая услышанная строчка отдавалась болью в её сердце. Эти слова были написаны только для неё одной, а теперь их слышали все, и даже Николай их слышал. Зоя залилась краской стыда.

Забирать письмо, вырывать его из рук ненавистных немцев было бессмысленно. Это ещё больше раззадорило бы их. Она просто слушала и жадно впитывала каждую прочитанную строку, запоминала, и пока немцы смеялись, повторяла эти строки про себя по нескольку раз.

Зоя знала, что письмо не попадёт в её руки, поэтому запоминала. И мысленно благодарила Янека за то, что в письме он ничего не написал о том, как бьёт врагов.

Зоя иногда ловила на себе взгляд того, кто читал письмо на русском. Он изучал Зоину реакцию. Но русская Матрёна была невозмутима. Вела себя так, словно ей совершенно неинтересно то, что происходит сейчас.

Дочитав письмо, немец демонстративно открыл дверцу печи и выбросил его туда. Так с хохотом и ушли до вечера. А следующий новый день опять принёс сюрпризы.

Обычно постояльцы возвращались домой вечером, а в тот день двое пришли в обед, принесли с собой несколько коробок и поставили их на кухне в углу. Велели не трогать.

Но детей так привлекли эти красочные коробки, что они не отходили от них ни на шаг. Это были рождественские подарки, и от них исходил умопомрачительный аромат. Дети так и кружились возле этих коробок.

Зоя заподозрила неладное, когда укладывала их спать. От детей пахло так, словно они съели несколько килограммов конфет. Зоя встревожилась не на шутку.

Когда на следующий день немцы ушли, она подошла к коробкам, приподняла верхнюю и увидела сбоку дырочку, продырявленную явно детскими пальчиками. Зою всю обдало холодом. Она поняла, что дети не просто так сидели и рассматривали картинки, они ели оттуда конфеты и шоколад.

И что делать в такой ситуации, Зоя не знала. Рассказала Николаю.

– Зоя, – предложил он, – давай запихаем туда мышиный помёт, я из сарая принесу. Будет похоже, что мыши прогрызли. И все коробки можно так испортить. Поделом будет этим гадам.

Зоя, знала бы ты, как я их ненавижу. И за Прохора ненавижу, и за тебя. Видела бы ты своё лицо, когда они читали письмо. Они, может быть, и не заметили, но я видел, как тебе было не по себе.

Янек, конечно, поэт. Я бы никогда не догадался написать такие строки. Хотя Таисия просила меня об этом. Мы просто писали друг другу записки и клали в карманы друг другу. А потом в порт приходишь, а у тебя в кармане печёт от её слов.

Читаешь, и хочется найти её, прижать к себе и никогда больше не отпускать. Но я не мог сочинять так, как это делала она. У меня всё получалось как-то сухо, но она требовала эти записки от меня каждый день.