Кэрол Финч - В объятиях страсти
– Подожди минуту!
Но Роджер не внял просьбе брата и ввалился в комнату с широкой ухмылкой на лице. Глаза его устремились к кровати, на которой Трейгер лихорадочно укрывал обнаженную Сирену.
– Неужели у тебя не хватает ума не врываться, когда приказано подождать! – вспылил Трейгер, увидев, как зардевшаяся Сирена заползает под одеяло, прячась от ястребиного взора его нахального братца.
– Ну и ну, что за роскошная картина! – протянул Роджер, весело блестя глазами. – Как я понимаю, ты снова выяснял отношения с моей прелестной невесткой?
Рука Трейгера взметнулась в повелительном жесте, указывая на дверь.
– Выметайся! – Он привык к насмешкам брата, но не собирался позволять Роджеру превращать и Сирену в объект для шуток.
– Подожду в коридоре, пока ты найдешь в себе силы оторваться от очаровательной супруги. Впрочем, не слишком задерживайся, Вашингтон тоже рассчитывает на твои услуги.
Трейгер вскочил с постели и стал быстро одеваться.
– Я вернусь, как только смогу.
Сирена шаловливо улыбнулась, подперев голову рукой.
– Скажи мне, Трейгер, кто из нас старше в чине: я или генерал?
– В данный момент я бы охотно передал все колонии генералу Хау в обмен на один день с тобой, – признался он и прильнул к ее губам в долгом поцелуе.
Счастливая улыбка расцвела на ее пленительном лице.
– Приятно сознавать, что ты не покинул бы меня, если бы не чрезвычайная необходимость. – Сирена взяла его руку и поднесла к своей щеке. – Я понимаю, что, пока не кончится война, ты не можешь принадлежать мне полностью, и согласна делить тебя с Вашингтоном.
Сделав над собой невероятное усилие, Трейгер вышел из спальни, размышляя о том, представляет ли себе предводитель мятежников размеры жертвы, которую капитан Грейсон принес, чтобы явиться по его вызову.
С безмятежной улыбкой на губах Сирена опустилась на подушку. Серебристо-серые глаза тут же возникли перед ее мысленным взором. Наконец-то их брак стал настоящим! Только теперь она начинает жить и дышать. Удивительно, что творит с человеком любовь: весь мир лежит у ее ног, и нет никаких непреодолимых препятствий, пока любовь Трейгера с ней.
Накопившаяся за долгие дни усталость взяла свое, и густые ресницы опустились. Сирене казалось, что она только-только закрыла глаза, как Трейгер разбудил ее. Она приветствовала его любящей улыбкой, которая моментально угасла: мрачное лицо любимого выражало возмущение и досаду.
– Трейгер, что случилось?
– Вашингтон поручил мне и моим людям разведать путь на зимние квартиры. Мы отбываем в полдень.
– У нас осталось не так уж много времени, правда? – нежно спросила Сирена, стараясь не показывать свою грусть.
Трейгер вернулся к двери и запер ее, чтобы избежать вторжения своего непутевого братца.
– Я распорядился не беспокоить нас ни при каких обстоятельствах. Кроме пожара.
Просто лежать рядом с Трейгером оказалось достаточно, чтобы в Сирене проснулся огонь желания. Ей хотелось, чтобы воспоминания об этом дне согревали их, пока они будут вдали друг от друга.
Сирена очертила указательным пальцем чувственный изгиб его рта и припала к нему губами. И, почувствовав жадный отклик, затрепетала, однако, когда Трейгер нетерпеливо потянулся к ней, Сирена остановила его.
– Подожди, любовь моя, – прошептала она. Трейгер откинулся на подушку, скользнув взглядом по розовым вершинкам ее грудей и изящному изгибу талии.
– Ты намерена свести меня с ума своим восхитительным телом, дразнить и искушать, как в старые добрые времена?
– Более того, – заверила она, нежно поглаживая литые мускулы его живота. – Я хочу, чтобы эти мгновения навечно запечатлелись в твоей памяти и ты вспоминал бы о них, когда услужливая девица пожелает согреть твою постель в холодную зимнюю ночь.
Чувствуя, как раскаленная добела страсть разливается по его жилам, Трейгер не мог не признать, что Сирена весьма преуспела в искусстве любви. Легкие прикосновения ее рук успокоили волнение, которое терзало его с той минуты, как он узнал, что снова придется расстаться с любимой.
Каждый нерв отзывался на ее ласки. Он не мог насытиться нежными губами и возбуждающими прикосновениями. Сердце грохотало, Трейгер ничего не видел и не слышал и, прерывисто дыша, сдался на милость ее дерзких и изысканных ласк. Внимая эху собственных стонов, он вынужден был признать, что любовь Сирены дарила райское блаженство и сулила адские муки.
Впервые в жизни Трейгер уступил инициативу женщине и предстал перед ней без заслонов, за которыми привык прятать сердце и душу, – беззащитный перед ее волшебными чарами. В это бесконечное мгновение он рождался заново, доверившись непостижимому созданию, которое сжимал в объятиях.
Все растворилось в жарком тумане, кроме прикосновений ее губ и движений рук, выводивших причудливые узоры на твердых мышцах его живота. Охваченный огнем страсти, он нетерпеливо прильнул к ее губам. Ни одной женщине до сих пор он не говорил слов любви. Но сейчас повторял их снова и снова. Сирена самозабвенно выгнулась навстречу. Как два фрагмента головоломки, они стали единым целым, слившись телом и душой. И мир взорвался вспышкой красочного фейерверка.
Пламя страсти погасло, но угли продолжали тлеть, и достаточно было одного поцелуя или нечаянного прикосновения, чтобы зажечь новый пожар.
Сирена не представляла себе, что наслаждение может быть таким огромным, а счастье настолько полным. Ей ничего не было нужно, кроме тепла его сильного тела, чтобы пережить холодную ветреную зиму. В тесном кольце рук любимого Сирена чувствовала себя неуязвимой, уверенная в том, что он покидает ее только по зову долга и вернется, что бы ни случилось.
Когда полуденный свет просочился сквозь шторы, ресницы Сирены дрогнули. Она открыла глаза и увидела Трейгера, приподнявшегося на локтях и задумчиво созерцавшего ее. Выгнув тонко очерченную бровь, Сирена нежно улыбнулась и протянула руку, разглаживая морщинки на его усталом лице.
– О чем ты так серьезно размышляешь? – спросила она все еще хриплым от желания голосом.
О чем?.. Теперь, когда они, преодолев гордыню и выяснив все недоразумения, признались друг другу в любви, Трейгер не представлял себе жизни без Сирены, безраздельно завладевшей его сердцем. Трейгер не мыслил прожить без нее и дня. Новизна этого чувства пьянила, наполняя душу счастьем. Он лишь сожалел о том, что так долго противился неодолимому влечению к Сирене, и негодовал при мысли о долгих холодных ночах, которые проведет, прокладывая маршрут для армии Вашингтона, вдали от ее пылких объятий.
