Вирджиния Хенли - Блестящая партия
Она плыла в теплом море наслаждения, и наслаждение это было ни с чем не сравнимым, особенным…
Когда Джон оторвался от ее губ, Джорджина протестующе застонала. Он взял ее руку, поцеловал ладонь и осыпал поцелуями запястье. Когда Джорджина вздрогнула от удовольствия, он положил ладонь на ее грудь и нащупал сквозь шелк рубашки сосок.
Джон чувствовал, что больше не в силах сдерживать страстное желание. Он гладил ее ноги, ласкал бедра. Когда он коснулся ее сокровенного места, Джорджина ахнула, но это было так приятно, что она выгнулась навстречу его рукам, и все чувства ее подхватил какой-то вихрь. Когда палец Джона скользнул в нее, Джорджина вскрикнула. Протест поднялся к ее губам и растаял вздохом наслаждения.
Ножны у нее были лихорадочно-жаркие и тесные. Ее реакция, сопровождаемая блаженными вздохами, сказала ему, что эти ощущения совершенно новы для нее, и он понял, что Джорджина невинна, хотя это казалось абсолютно невероятным. От этой мысли Джона охватило пламя. Он будет первым, и это показалось ему бесценным даром, о котором он и не мечтал. Он снял с Джорджины рубашку, обхватил ее за талию и привлек к своему крепкому телу. Ее темные шелковистые волосы упали каскадом ему на грудь.
Когда сильные руки Джона притянули ее к себе, Джорджина почувствовала слабость, ощутив его грубую силу. Его крепкие мускулистые ноги казались сделанными из гранита рядом с ее мягкими бедрами, и его твердое как мрамор естество пульсировало рядом с ее горячим лоном. Ее грудь прижималась к его широкой груди, и жесткие волосы щекотали соски. Когда Джон еще теснее прижал ее к себе, ей захотелось закричать от волнения.
— Тебе кажется, что ты готова, малышка, но первый раз обычно бывает больно, — предупредил он.
— Мне все равно!
Джон взял ее руку.
— Потрогай меня. Узнай, какой он. Я не хочу пугать тебя.
Он ощутил, как ее пальцы обхватили его естество. Он чуть не вылез из собственной кожи при этом, и все его тело задрожало от необыкновенного ощущения, вызванного ее прикосновением.
На мгновение она испугалась величины его естества, но она сама была в возбуждении, она тряслась от вожделения, и ощущения сказали ей, что этот голод можно утолить, только если Джон наполнит ее собой.
Когда он вошел в нее, Джорджина вскрикнула от боли, но потом тела их слились, она ощутила наполненность и задрожала от восхитительной тяжести его сильного тела.
— Обними меня ногами, Джорджи.
Джон начал двигаться, поначалу медленно, потом все быстрее. Хотя то было сладкое мучение, он изо всех сил сдерживал себя до тех пор, пока не ощутил содроганий Джорджины. Ее первый оргазм был долгим и бурным. Когда все закончилось, Джон скатился на бок, обнял жену и прижал к себе. Уткнувшись губами в ее волосы, он чувствовал, как она потихоньку расслабляется. Его охватила волна глубокого удовлетворения. Он десять лет жил без жаркой нежной близости, и теперь наслаждался щедрой реакцией жены. Джон чувствовал то же, что чувствует изголодавшийся человек, перед которым расставили богатое угощение. Он понимал, что сделал ей больно, но знал при этом, что доставил наслаждение. Его любовь к ней умерила его неистовое вожделение, и если он и дальше сумеет держать в узде свои темные страсти, лелея ее и даря возможность получать наслаждение от ее собственной чувственности, быть может, он сумеет привязать ее к себе навсегда.
Лежа в темноте, Джорджина улыбалась своей таинственной улыбкой. Она не отказала ему. Она преодолела свой страх и пылко пошла навстречу требованиям его тела. Наслаждение, которое он подарил ей, было гораздо сильнее, чем боль, и она могла с уверенностью сказать, что Джон был околдован тем, как она отвечала на его ласки. Совокупление усмирило зверя внутри его, по крайней мере на эту ночь. Джорджина понимала, что их сильно влечет друг к другу телесно. «Я явно вызываю у Джона вожделение. Быть может, это-то и есть потайной ключ к задаче, как заставить его полюбить меня».
Глава 28
Дом Бедфордов в Кембридже был очень красив. Его спокойная архитектура напомнила Джорджине старинные университетские здания. Как ив Уоберне, молодая герцогиня очаровала всю прислугу, и лакеи и горничные с большой охотой выполняли ее просьбы.
Джон сразу же ушел с главным управляющим и вернулся только к обеду. За это время Джорджина хорошенько осмотрела дом, побывала на кухне, а потом не спеша приняла ванну.
После обеда герцог направился прямо к письменному столу в библиотеке, чтобы заняться бухгалтерскими книгами имения. Джорджина пошла с ним, нашла себе книгу и удобно устроилась в кожаном кресле.
Джорджина была занята чтением, но остро чувствовала присутствие мужа. Она заметила, что он то и дело отрывается от счетов и смотрит на нее. Наконец она поняла, что Джону трудно сосредоточиться, пока она находится рядом, и решила тихонько уйти, чтобы он мог заняться делом и закончить его до полуночи.
Поднявшись наверх, она разделась и легла в постель, чтобы продолжить чтение. Не успела она дочитать страницу, как появился Джон. Сердце у нее бешено забилось. Она не думала, что он придет сразу.
— Ты кончил проверять счета?
— До конца еще очень далеко. Меня отвлекали.
И он снял сюртук. Она улыбнулась.
— Я так и поняла. Поэтому и ушла из библиотеки.
— От этого все стало еще хуже.
Он развязал галстук.
— Это как?
— Мысль о том, что ты в постели, лишила меня разума, и мне стало страшно.
Он снял рубашку и наклонился, чтобы стянуть сапоги.
— Страшно?
— Я ужаснулся, что ты уснешь прежде, чем я овладею тобой.
Джон взял у нее книгу и бросил на стол. Быстро раздевшись, он погасил лампу. Комната погрузилась в густую тень, которую смягчало только мерцание углей в камине.
Джорджина была в восторге от того, что Джон не мог усидеть без нее.
Джон коснулся губами ее виска.
— Сегодня не будет так больно. Я постараюсь быть осторожным.
Джорджина радовалась, ощущая его крепкое, сильное тело. Она не могла вынести никакой преграды между ними, и нетерпеливыми руками помогла ему снять ночную рубашку. Он провел языком по ее груди, и от этого прикосновения ее желание усилилось, а когда он принялся лизать и покусывать ее соски, она закричала — настолько мучительным было это ощущение.
— Какой озорной у тебя рот, — прошептала она еле слышно.
— А тебе нравится озорство, Джорджи?
— «Нравится» — это слишком слабо сказано, чтобы описать то, что я чувствую.
Джон улыбнулся в темноте, надеясь, что она не устоит перед чувственной прелюдией, которую ему так хотелось разыграть. Он поцеловал ее живот, обвел языком вокруг пупка, и когда Джорджина впилась ногтями в его плечи и застонала, он понял, что она приходит в сильное возбуждение. Тогда он провел кончиком языка по ее горячему лону. Джорджина была шокирована, но в то же время пришла в восторг. Это наслаждение казалось ей запретным, но ведь если это наслаждение, оно не может быть запретным. Удары его языка пробудили в ней темные ощущения — никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Движения губ и языка Джона действовали на нее магическим образом и пробуждали в ней плотский голод, и она корчилась и выгибалась. Она почувствовала, как в ней вспыхнуло пламя, и кончила долгими жаркими содроганиями.
