Томас Шерри - Ночные откровения
— Посмотрим, — Элиссанда и сама поражалась твердости собственного тона. Скорее, она ожидала, что прибегнет к прежним заученным улыбкам. — С тетей все в порядке?
— Разумеется. Рейчел безумно рада меня видеть.
— Сильно сомневаюсь. Так мы едем к ней?
Взгляд мужчины сделался жестче, а голос — вкрадчивее:
— Какое участие… Не беспокойся: кто лучше позаботится о женщине, как не преданный супруг, опекавший ее четверть века?
Элиссанда, вцепившись в ридикюль, промолчала.
— Для начала мы съездим кое-куда, где можно задушевно побеседовать, — пообещал дядя.
Ружмон находился прямо через дорогу от вокзала. Но Эдмунд Дуглас нанял извозчика. Они спустились из центра города по направлению к реке Экс и свернули на захудалую грязную улочку.
Строения здесь были ветхими; воздух пропах плесенью и нечистотами. Дядя впустил Элиссанду в узкий трехэтажный дом, явно пустующий. При свете единственной свечи был заметен толстый слой пыли на каминной полке и подоконниках, хотя пол, похоже, недавно подметали.
За спиной щелкнул замок. Элиссанду бросило в пот: никто здесь не услышит, как дядя выбьет из нее дух.
Тем не менее, голос ее не дрожал.
— Где тетя?
— Ты так о ней беспокоишься, — мужчина неторопливо пересек узкий холл, отбрасывая длинную угловатую тень. — Интересно, что такого она для тебя сделала? Она что, посвятила свою жизнь заботам о тебе? Научила всем женским премудростям? Подыскала хорошего мужа? Нет, Рейчел ничем не помогла тебе — наоборот, превратила в рабу своей немощи. Но стоило тете оставить малютку на несколько часов, как ты немедля примчалась. Я же обеспечил тебе безбедную жизнь и семейный очаг, а любящая племянница даже не потрудилась ни разу проведать своего дядюшку за все время, что он томился в тюрьме.
— У меня был медовый месяц, — отрезала Элиссанда. — Но на суде я бы присутствовала.
Дядя улыбнулся так, что у нее волосы на затылке зашевелились.
— Надеюсь, ты привезла настоящие драгоценности.
— Сначала я хочу увидеть тетю.
— А я сперва хочу убедиться в твоей честности.
Племянница протянула предоставленное лордом Виром изумрудно-бриллиантовое колье. Ей в жизни не приходилось видеть столь дорогого украшения: изумруды величиною с соверен, бриллианты — неисчислимые, словно звезды.
Дуглас, привычный к блеску драгоценностей, небрежно сунул сокровище в карман.
Элиссанда с обрывающимся сердцем ожидала этого, но все равно не успела отклониться: сильный удар сбил ее с ног. Не сломана ли челюсть? Трудно сказать — левая сторона лица полыхает огнем.
— Поднимайся, ты, вероломная тварь!
Пошатываясь, женщина встала на ноги, но тут же рухнула — от следующего удара потемнело в глазах.
— Вставай, неблагодарное отродье! Думала, оставишь меня гнить в тюрьме? В ответ на мою доброту повернулась спиной и считала, что я не замечу? Поднимайся!
Элиссанда, обмякнув, как раскисшая бумага, оставалась на грязном полу.
— Так ничего и не усвоила, да? — наклонившись, дядя сгреб ее за платье. — За всю жизнь так и не научилась любить меня и уважать, как должно!
Надо воспользоваться выпавшим шансом. Элиссанда с размаху обрушила сумочку на голову обидчика. Тот вскрикнул — да, они с мужем хорошо подготовились: в изящном и безобидном на вид дамском ридикюле лежало не что иное, как железный фунтовый диск, снятый с гантели маркиза. В поезде ей пришлось всю дорогу укреплять ручки и боковые швы.
Мужчина дернулся, на виске показалась кровь. Но Элиссанда не остановилась, а снова взмахнула сумочкой, на этот раз ударив с другой стороны.
Дуглас застонал, подставив под третий удар руку. Женщина понадеялась, что сломала ему кость, но дядя вновь набросился на нее с искаженным от бешенства лицом.
— Да как ты смеешь, дура?!
Внезапно в Элиссанде тоже вскипела ярость. Конечно же, она смеет! Неужели этот глупец, возомнивший себя самым умным, не понимает — племянница отважится на что угодно, когда на кону благополучие тетушки и ее собственная свобода!
Ридикюль взлетел: сильно, резко, под углом — и врезался в мужской подбородок. Дугласа отбросило назад. Элиссанда еще раз пустила в ход свое оружие, вкладывая в удар накопившиеся ненависть и отвращение. За все, что этот человек причинил ей и тете, украв у них лучшие годы жизни! За то, что держал в удушающем заточении и упивался их страхом и мучениями, как вампир — кровью из вскрытой вены.
Больше этого не будет. Никогда!
Никогда!!!
* * *
Вир направился к зданию. В одном из окон напротив поднялась штора, и из грязной, тускло освещенной комнаты выглянула женщина. Маркиз пьяно зашатался, наскочил на фонарный столб, повисел на почтовом ящике. Перед домом, в который вошла его жена со своим дядей, он повернулся спиной к улице и сделал вид, что собирается помочиться — судя по запаху, ему не первому приспичило облегчиться именно здесь.
Не прошло и полминуты, как соседка не только задернула занавески, но и плотно закрыла ставни.
Подкравшись к двери, Вир прислушался. Элиссанда и Дуглас разговаривали, но голоса сливались в невнятный гул, и слова невозможно было разобрать.
Сердце колотилось от чувства, прежде неведомого в работе: от страха. То, что в помещении до сих пор ничего не происходило, заставляло маркиза только сильнее нервничать. Руки в грубых кучерских перчатках вспотели: такого с ним тоже никогда не случалось.
Стянув перчатки, Вир вытер ладони об штаны и достал отмычки. Похититель не разместил бы жертву возле входной двери. Чтобы увидеть миссис Дуглас, им придется пройти вглубь дома — и тогда можно будет приступить к взлому.
Маркиз оглянулся. Черт, кто-то опять таращится в окно. Свет от уличного фонаря хоть и тусклый, но все равно позволяет разглядеть незаконное проникновение в чужую собственность. Сделав пару шагов, Вир ухватился за столбик, подпирающий покосившийся портик дома, и принялся чесать об него спину. Штора снова опустилась.
Он вернулся к двери, и тут раздался болезненный вскрик — мужской вскрик. Вот умница: не зря жена внимательно следила, когда Вир показывал, как орудовать нагруженным ридикюлем.
Снова вопль Дугласа. Просто замечательно.
А затем закричала женщина.
Маркиз завозился с инструментами. Только промахнувшись по замочной скважине в третий раз, он осознал, что руки дрожат.
Раньше никогда не тряслись.
И опять женский крик.
К дьяволу все!
Вир отбросил отмычки и саданул ногой в дверь. Та не поддалась. Он ударил сильнее — петли треснули. Нога, похоже, тоже треснула, но сейчас это не существенно. Еще один пинок — и дверь распахнулась.
