Эльза Вернер - Проклят и прощен
— Вы мне вернули веру в жизнь!
Фрейлейн Гофер, полагавшая, что эти слова относятся к спасенным актам, нашла, что адвокат немного преувеличивал, и с удивлением покачала головой.
— Господин Фрейзинг, вы знаете, что я вас глубоко уважаю, но ваша актомания...
— Ради Бога, только не это! — с ужасом перебил ее Фрейзинг. — Все на свете, только не глубокое уважение! Я не переношу никакого «глубокого уважения», у меня к нему настоящее отвращение. Презирайте меня, если хотите, но не уважайте глубоко, это мне приходилось испытывать слишком часто.
Из болтовни Лили Эмма знала, откуда происходило отвращение к «глубокому уважению», но она не имела понятия о той интриге, которую затеяла Лили и жертвой которой была она сама. Не подозревая, что ее сострадание и простодушное участие были истолкованы совсем иначе, она спокойно сначала уложила акты, потом усадила адвоката и наконец сама села в сани, приказав кучеру ехать к дому лесничего.
Фрейзинг был кроток, как овечка, и позволял делать с собой все, что угодно.
Четверть часа спустя к месту катастрофы подъехали крестьянские сани, в которых сидел Ансельм и конюх, правивший лошадьми. Оба были крайне удивлены и смущены, не найдя никого на месте катастрофы. Обломки саней лежали на прежнем месте, но от адвоката не осталось и следа.
— Он не хотел больше ждать и сам отправился в путь, — сказал работник, но Ансельм покачал головой.
— Он не мог сделать и пяти шагов, да и тогда мы встретили бы его на дороге.
Они еще раз осмотрели все повороты дороги, заглянули в пропасть, кричали по всем направлениям. Все было напрасно — Фрейзинг исчез бесследно. Мужчины растерянно взглянули друг на друга: у обоих мелькнула одна и та же мысль, заставившая их содрогнуться.
— Его увела Дева льдов! — шепотом сказал наконец Ансельм. — Он на нее клеветал, вот она и захватила его с головой и ногами!
— Конечно, это сделала она! — подтвердил конюх, набожно складывая руки и бросая пугливый взгляд на Гейстершпиц.
Подойдя к краю дороги, Ансельм еще раз взглянул в пропасть.
— Она и акты тоже унесла! — закричал он со все возрастающим страхом. — Ужасно!
После этого оба быстро уселись в сани и без оглядки пустились прочь от страшного места. Они гнали во всю прыть, спеша распространить ужасную весть о том, что Дева льдов увела с собой советника юстиции Фрейзинга и что в наказание за свое вольнодумство он навсегда останется на вершине Гейстершпица.
Глава 18
— Так Анна была в прошлый вторник в лесничестве? Что это ей вздумалось? Прежде она там никогда не бывала! — так допрашивал Грегор Вильмут свою маленькую кузину Лили.
Только что приехав из Верденфельса, он застал ее одну в комнате, выходившей на балкон. Лили была воинственно настроена против двоюродного брата, когда его не оказывалось рядом, но в его присутствии совершенно теряла свою храбрость и обычный задор. И теперь вид у нее был серьезный и рассудительный; она только удивилась, что ее случайное упоминание о поездке сестры так взволновало строгого двоюродного брата. Когда она назвала день, он вскочил с места и стал так горячо и резко допрашивать ее, словно дело шло о каком-то дурном поступке.
— Анна давно обещала родителям фрейлейн Гофер навестить их, — возразила Лили. — Уже давно было решено, что она как-нибудь поедет к ним.
— И этот визит был таким неотложным, что она поехала среди зимы! Отчего она не взяла тебя с собой? Ты ведь почти всегда сопровождала ее?
— Она поехала с Эммой Гофер, а в — наших санях место только для двоих. Да она на следующий же день и вернулась.
Вильмут встал и подошел к окну, отвернувшись от молодой девушки.
— Он был в тот день в Фельзенеке! — пробормотал он. — Они опять виделись, опять говорили!. Я в этом уверен!
Лили отважилась робко заговорить, но не удостоилась ответа. Она считала дерзостью, что Вильмут позволяет себе контролировать даже визиты ее сестры, требуя в них отчета, но благоразумно молчала, видя, что он сегодня в крайне немилостивом настроении, и с облегчением вздохнула, когда в комнату вошла Анна.
Молодая женщина с холодной сдержанностью приветствовала своего родственника, который тут же обернулся и пошел к ней навстречу. Казалось, в их отношения вкралась какая-то отчужденность со времени последнего разговора в пасторате; в обращении Вильмута тоже незаметно было прежней доверчивости.
— Я приехал узнать, как обстоит дело с продажей Розенберга, — начал он. — Фрейзинг, с которым я виделся вчера, сказал мне, что нашел покупателя. Ты, разумеется, примешь его предложение?
— Нет, — спокойно ответила Анна, — я только что написала Фрейзингу о своем отказе.
— Ты отказываешься? Почему же?
— Потому что мне предлагают сумму меньше той, какую я назначила. Ты знаешь, для какой цели предназначается эта сумма и почему я должна настаивать на ней.
— Разумеется, но тем не менее ты не должна выпускать это дело из рук. Оставь нас одних, Лили, мне нужно поговорить с твоей сестрой!
При других обстоятельствах Лили сочла бы себя оскорбленной тем, что ее без лишних слов отсылают, как ребенка, но так как это давало возможность убежать от двоюродного брата, она простилась с видимым удовольствием и быстро исчезла из комнаты.
Анна села. Она была бледнее обыкновенного, а ее большие темные глаза утратили свой лучезарный блеск и казались усталыми и затуманенными, как будто в последнее время они пролили много слез. Вильмут также изменился. В нем больше не было заметно его обычного железного спокойствия, которое ничто не могло нарушить или поколебать. Во всем его облике просвечивала какая-то тревога, а в устремленном на Анну пристальном взоре, которым он словно хотел прочесть ее самые сокровенные мысли, уже не было прежней ледяной холодности. По временам, подобно пламени, колеблемому сквозным ветром, в его глазах вспыхивал враждебный огонек.
— Я посоветовал бы тебе принять предложение, — снова заговорил он. — Как знать, скоро ли опять найдется покупатель на Розенберг? Последний долг твоего мужа должен быть оплачен сполна, сумма, которую тебе предлагают, покроет большую его часть, а остальное в случае надобности я оплачу из собственных средств.
— Ты, Грегор? Твои средства также ограничены, как и мои, а нынешней зимой они требовались всюду, и ты, как и я, отдал все, что мог.
— Так что же? Моего поручительства будет достаточно для любой суммы, и я представляю его в твое полное распоряжение. Соглашайся на продажу!
— Для тебя так важно, чтобы я покинула Розенберг? — спросила Анна вместо ответа.
— Что за нелепая обидчивость! Мне важно вывести тебя из теперешнего неопределенного положения, чтобы ты могла наконец решить, как устроить на будущее время свою жизнь. Я думал, что это должно быть и твоим искренним желанием, но ты, кажется, нисколько не спешишь.
