Элизабет Лоуэлл - Заколдованная
И его гнев.
— Ну, что там такое? — прорычал Доминик.
— Если Дункан ранен, Мег может вылечить его. Если заколдован… — Саймон пожал плечами. — Что одна колдунья заплела, другая может расплести.
— Мы ведь все равно собирались поехать со всем хозяйством в Карлайл, пожить там несколько недель, — невозмутимо сказала Мег. — А оттуда до Спорных Земель всего несколько дней неторопливой езды верхом.
Доминик оставался безмолвным и грозным, словно обнаженный меч. Потом он поднял руку и взял Мег за подбородок.
— Будь на то воля Господа, я смог бы пережить потерю ребенка, — тихо проговорил он. — Но не тебя. Ты — мое сердце.
Мег повернула голову и поцеловала покрытую шрамами руку, которая так нежно держала ее за подбородок.
— Мне не снились глендруидские сны о смерти, — сказала она, — а расставание с тобой — это как смерть. Возьми меня с собой. Позволь мне делать то, для чего я была рождена.
— Лечить? — Да.
Все долго молчали. Потом Доминик мягко отпустил подбородок жены и повернулся к Свену.
— Скажи конюхам, чтобы подготовили лошадей к рассвету.
— Сколько лошадей, лорд?
Доминик помолчал, посмотрел в бесстрашные, как у всех глендруидов, глаза Мег и увидел, как должен поступить, нравится ему это или нет.
— Четыре.
Глава 16
За роскошным пологом постели мигнул язычок догорающей свечи, и Дункан, вздрогнув, пробудился от своего беспокойного сна.
Опасность.
Он потянулся к мечу, как часто делал это на протяжении двенадцати дней, прошедших после свадьбы. Запоздало понял, что еще не совсем проснулся и что был совершенно обнажен.
Убеждая себя, что его встревожил просто сон, он все же тихо поднялся с постели и зажег по всей комнате свечи — чтобы нигде не осталось больше теней, в которых могли бы прятаться враги. Лишь после этого он вернулся в постель так же бесшумно, как встал.
— Дункан?
Он опять вздрогнул, потом повернулся на бок, в ту сторону, откуда послышался голос, одновременно и знакомый, и странно чужой. Мысли, подобно черным молниям, метались среди темных теней, из которых состоял его разум.
Она не из моего прошлого.
Опасность!
Меня окружают враги.
Опасность!
Но в то время как часть сознания Дункана кричала ему об опасности, его недавние воспоминания высмеивали ее, ибо в замке Каменного Кольца он нашел лишь доброту и пылкую страсть.
Что, если я схожу с ума?
Что, если я разорвусь пополам и умру в корчах, пока тени мрака и янтарный свет будут сражаться за мою душу?
Единственным ответом ему было внутреннее молчание, полное противоречий.
Выпавшее из его памяти прошлое возникло у него в сознании в виде беспорядочных обрывков и осколков, имен без лиц, мест без названий и лиц без имен. Он походил на разодранный гобелен: где-то уже распушено, где-то еще заткано, нити запутались и истерлись.
Временами — и это были самые плохие времена — он видел, как тени отступают, открывая его память. Именно тогда на него накатывалось настоящее отчаяние — словно черный лед, оно замораживало все вокруг.
Он боялся своей возвращающейся памяти.
Что со мной происходит? Раны Господни, почему я боюсь того самого, чего жажду?
С горестным стоном Дункан охватил руками голову. Через мгновение чьи-то пальцы стали нежно и настойчиво гладить его пальцы, крепко прижатые к вискам.
— Темный воин, — раздался шепот Эмбер. — Успокойся.
Если Дункан и слышал, то не откликнулся ни звуком.
Горячие слезы покатились по щекам Эмбер, когда она восприняла и разделила страдания Дункана.
Как и Дункан, Эмбер чувствовала, как его память постепенно оживает. Она видела лица там, где раньше двигались только тени, слышала имена там, где раньше царило молчание, ощущала работу челнока времени. Не хватало лишь узора, который свяжет все воедино, но и он тоже вскоре вернется. Она была уверена в этом.
И тогда она испытает на себе гнев гордого воина, которому нанесли поражение исподтишка вместо того, чтобы дать ему сразиться в открытом бою, как ему было на роду написано.
Слишком быстро все происходит Дункан еще так мало побыл со мной. Всего две недели, как мы стали возлюбленными друг друга. Едва ли две недели, как мы обвенчались. Слишком мало времени, чтобы он научился любить меня.
Боже всемогущий, слишком мало времени.
Только любовь может простить такой великий обман. Если память вернется к нему слишком скоро, он никогда не простит меня.
Никогда не полюбит.
И великая смерть непременно потоком прольется.
Эмбер так и не поняла, позвала ли она Дункана губами или сердцем Она поняла только, что они вдруг оказались в объятиях друг у друга, таких крепких, что ей почти невозможно было дышать.
— Бесценная Эмбер, — сказал Дункан негромко. — Как бы я жил без тебя?
Слезы жгли ей глаза и царапали горло.
— Лучше, чем я без тебя, — прошептала она. — Ты — сердце в моем теле.
Дункан ощутил горячие слезы Эмбер и мало-помалу ослабил объятие.
— Не плачь, — сказал он. — Это был просто сон, ты напрасно встревожилась.
Будучи Наделенной Знанием, Эмбер имела точнейшее представление о том, как мало напоминало сон все происходившее в голове у Дункана, и знала, что он тоже это знает не хуже, чем она.
Но она ничего не сказала об этой маленькой лжи. Ей не больше, чем самому Дункану, хотелось копаться в запутанных, болезненных нитях его памяти в поисках истины, которой она страшилась так, как не страшилась даже смерти.
— Дункан, — прошептала она.
Этот звук был скорее лаской, чем словом, потому что она произнесла его губами, прижатыми к тому месту у него на шее, где ощущалось биение крови.
Тело Дункана замерло на мгновение, потом судорожно вздрогнуло и напряглось, но это было уже другое напряжение, отличное от порождаемого мятущимся разумом. Он уловил, как по телу Эмбер побежали ответные всплески чувства, и понял, сколь ясно она ощущает его желание.
Но теперь он знал, что это также и ее желание. На протяжении краткого времени их супружества она не только откликалась на его чувственный зов, а и желала его независимо от того, прикасался он к ней или нет.
Она подходила к нему, когда он стоял в раздумье и смотрел на дождь сквозь узкие окна замка.
Если она просыпалась раньше него, то сворачивалась в клубок рядом с ним и своими тонкими руками проводила по всей длине его тела, тихо смеясь, когда его плоть восставала навстречу ее прикосновению.
Каждый день перед обедом она сопровождала его в поездках верхом, делясь с ним своим знанием лесов, полей и людей, живущих на принадлежащей замку земле.
По вечерам она отпускала его слугу и сама с большим удовольствием купала Дункана, обучая его искусству очищения плоти по способу Наделенных Знанием, а потом содрогалась от восторга, когда он показывал ей, как купаются сарацинские султаны.
