Уинстон Грэм - Четыре голубки
Повисла долгая тишина.
— А теперь, — сказала Элизабет, и слезы наконец хлынули по ее щекам, — я закончила. Я уже знаю, что даже это было бесполезной тратой времени! Утром я уеду в Тренвит. Мы можем прийти к соглашению о раздельном проживании. Я могу жить с родителями. А ты делай, что душе угодно. Это конец...
— Нельзя давать этому выйти из-под контроля, — хрипло произнес Джордж. — Элизабет, послушай меня. — Он почувствовал, что тонет в зыбучих песках. — Я совершил ошибку...
— Неужели?
— Что ж, да. Да... Если твои слова... Ты должна дать мне время подумать...
Он кашлянул, пытаясь избавиться от скопившейся желчи.
— О чем подумать?
— Разумеется... Я принимаю твои слова, конечно же, принимаю. Полагаю, меня ввели в заблуждение... пожалуй, я слегка обезумел. Подозрения и ревность, как ты сказала, лежали в основе...
Она ждала.
— Но ты же знаешь... — сказал Джордж.
— Что?
— Подозрения и ревность, ты можешь их проклинать... и правильно сделаешь... но они показывают, пусть и таким извращенным способом, насколько ты для меня важна. Это правда. Возможно, ты так не думаешь, но это правда. Любовь... любовь может становиться очень эгоистичной, когда ты считаешь, что ей что-то угрожает. В особенности когда она дороже жизни. О да, — поспешил добавить он, когда Элизабет уже готова была заговорить. — Неправда, что недостаток доверия означает отсутствие любви. Природа человеческая так противоречива...
Элизабет сделала шаг в сторону. Он последовал за ней.
— Послушай, — сказал он. — Сильные чувства, которые я к тебе испытываю, настолько велики, что даже полная уверенность не смогла бы дать мне успокоения. Не плачь...
— Как я могу не плакать! — набросилась на него Элизабет. — Долгие месяцы твоя сильнейшая, отвратительная неприязнь, твоя холодность ко мне и к собственному сыну...
— Она закончится, — сказал Джордж, по-прежнему охваченный эмоциями, заставившими его отбросить прирожденную осторожность. — Отныне и навсегда. С сегодняшнего дня. Еще не поздно. Мы можем начать всё сначала.
— Сегодня, — с издевкой сказала она, — возможно, сегодня ты так считаешь. Но что будет завтра и послезавтра? Всё начнется заново. Я не могу... Я не стану это выносить!
— Как и я. Обещаю, Элизабет, всё изменится. Послушай меня. Не плачь...
Она отказалась от предложенного носового платка и вытерла поток слез рукавом ночной сорочки. Элизабет вернулась к туалетному столику, рассеянно взяла щетку и снова ее отложила.
— Я не хочу с тобой расставаться, — сказала она. — Действительно не хочу. Все мои сегодняшние слова — чистая правда. И даже больше. Но я покину тебя, Джордж. Клянусь, я это сделаю, если когда-нибудь...
— Этого не будет. Потому что я не позволю.
Джордж снова придвинулся ближе и рискнул поцеловать ее в лоб, и Элизабет не отпрянула.
— Что ж, — сказала она. — Я поклялась. Никто не мог бы сделать большего. Так поклянись и ты! Даже не упоминать, не думать об этом, не лелеять гнусные подозрения...
— Клянусь, — ответил Джордж и взял из ее рук Библию.
Им по-прежнему управляли чувства. Никогда в жизни он не был так взволнован. Завтра, вопреки клятве, которую он собирался принести, Джордж, в точности как и предсказывала жена, снова задумается. Но возможно, уже совсем по-другому. Он не должен, не может, потому что чуть всё не потерял. Так значит, Валентин все-таки... Клятва Элизабет его убедила. Учитывая ее спокойные, но твердые религиозные убеждения, вряд ли она стала бы рисковать бессмертием души даже ради сохранения брака, солгав на Библии. Его охватили противоречивые чувства. Близость потери и радость от того, что ее удалось избежать. Его глаза увлажнились, он пытался заговорить, но не сумел, потому что в горле стоял комок.
Элизабет прижалась к нему, Джордж обнял ее и поцеловал.
Глава десятая
Тени обреченности над Англией всё удлинялись, а тени начала лета между тем становились всё короче, солнце поднималось выше. Разразился новый мятеж на флоте, куда хуже первого, офицеров на многих кораблях команда заключила под стражу, на многих кораблях развевались красные флаги восстания. В Англии начиналась революция, похожая на французскую, а голландский флот с тридцатью тысячами солдат собрался у острова Тексел, готовясь к вторжению. Казалось, даже дворцовая стража на грани того, чтобы захватить Тауэр и монетный двор.
Да и погода установилась ясная — превосходная погода для вторжения. А жизнь текла своим чередом. Фермеры заботились о животных и урожае. Шахтеры добывали руду. Люди цокали каблуками по мостовой, делая покупки, но покупали всё меньше и меньше. Дамы жаловались на невиданную жару. По всему графству ощущалась нехватка воды. Море покорно лизало стальные берега, почти не поднимая брызг. Рыбаки чинили сети и готовились к сезону сардин. В Соле намечалась ярмарка, и несмотря на угрозу войны, все готовились к привычным гонкам и соревнованиям борцов. Толли Трегирлс занимался организацией поединков. Джереми Полдарк подхватил корь и заразил сестру, но болезнь протекала легко и не вызвала осложнений. Дуайт Энис выглядел лучше, но, словно для разнообразия, теперь нездоровилось Кэролайн. Демельза надеялась, что это не от разочарования.
Однако Росс был разочарован, пусть и по другой причине. В чем удовольствие — командовать ротой лодырей? Так он сказал Демельзе. Но если он покинет ополчение и присоединится к отрядам милиции, то его могут недолго думая отправить в любое место Англии, ему придется оставить не только шахту, но и жену и детей без защиты. Если французы, голландцы или испанцы высадятся, то скорее всего на этом побережье, и он предпочел бы сам их встретить.
Если ему придется покинуть Корнуолл, то лучше уж вернуться в настоящую армию. Теперь, когда половина флота подняла мятеж, армия внезапно обрела популярность.
— У меня она популярна не будет, — сказала Демельза. — Еще и двух лет не прошло, с тех пор как ты вернулся после предыдущей авантюры.
Итак, настало лето. Корнуольское море стало бледно-голубым, а погода — теплой и ясной и не предвещала перемен. Ничего похожего на яркий кобальт, приходящий вместе с северо-западным ветром, ни на прозрачные кружева зеленого, как при восточном ветре. Теперь ветра не было, уже несколько дней полного безветрия, словно полуостров превратился в трехпалубник, застрявший в штиле, а воздух нагрелся на солнце. Согбенные деревья скрючились в привычных позах, будто склонились перед бригадиром, который вдруг куда-то делся. Травы стояли не шелохнувшись, дым поднимался самодовольными спиралями.
Как-то в июне, после того как Росс уехал в Фалмут на встречу с военными и провел ночь в доме Верити, Демельза отвела детей к пруду у берега, неподалеку от Дамсель-Пойнта. Они купались в зеленых глубинах, а потом ловили креветок и других забавных созданий, шнырявших в воде среди водорослей и морских анемон.
Глубины, конечно, неподходящее слово. В детстве Демельза видела море только издалека и так и не научилась плавать. Росс научил бы ее, но постоянный прибой на пляже Хендрона делал это почти невозможным. Так что пруд был мелким, но Джереми мог в нем плавать, а Клоуэнс могла стоять, держа голову над водой. А Демельза ненадолго зашла в более глубокий пруд неподалеку и к своей радости перебралась на другой берег, не утонув.
Было еще раннее утро, меньше десяти, когда они вернулись домой, радостно смеясь. На небе собралось несколько облачков с рваными краями, но не стоило принимать их всерьез, скоро их поглотит жара.
Дети с криками вбежали в дом, им было мало утреннего купания, теперь они собирались пойти на пляж вместе с детьми Мартинов и Скобблов, под присмотром Эны Дэниэл, чтобы построить огромную песчаную стену перед наступающим приливом. Демельза вынесла плетеный стул в тени старой сирени у входной двери и стала расчесывать спутанные пряди мокрых волос, когда увидела двух всадников, спускающихся по долине.
Она внезапно узнала их, скорее инстинктивно, чем с помощью зрения, влетела в дом и переоделась в будничное, но красивое зеленое льняное платье, сняв свободный саржевый пеньюар, в котором была. Она уже спустилась в гостиную и быстро прихорашивалась, когда вошла Джейн и объявила, что ее спрашивает джентльмен.
Хью Армитадж с грумом. Хью был в светло-сером длиннополом сюртуке для верховой езды, черных бриджах и сапогах. Шейный платок был завязан неплотно, жилета он не надел. Он выглядел старше и менее привлекательным. Но потом он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и Демельза поняла, что его обаяние никуда не исчезло.
— Демельза! Как удачно, что я застал тебя дома. И как я рад снова тебя видеть! Росс здесь?
— Нет. Ты приехал так неожиданно! Не знаю...
— Я приехал в Треготнан лишь в понедельник. И при первой же возможности навестил тебя.
