Мэгги Робинсон - В объятиях наследницы
– Никакого жара.
– Слабое утешение. Мне плохо, Луиза. Мне кажется… Думаю, меня отравили.
Луиза чуть не вскочила – и Чарлз мог бы удариться головой о кирпичный пол.
– Что? Не смешите. Кэтлин обещала, что фокусов больше не будет.
– Может быть, на сей раз это не Кэтлин? Я не испытываю недостатка во врагах. Вон они, чертенята. – И он указал пальцем в общем направлении огромной шеффлеры древовидной.
– Это всего-навсего колбаски, Чарлз! Сколько вы съели? Шесть? Семь? Кому угодно стало бы плохо.
– Восемь, но кто их считает? Я вижу сразу две Луизы. Правда, не очень четко. Контуры расплываются. Все двигается. Посмотрите туда – видите ту ножку у стола? Она не стоит на месте. Берегитесь, сейчас попадают растения. О господи. – Чарлз захихикал, действительно захихикал, как будто его ударили по голове и он лишился рассудка.
– Это не смешно, Чарлз.
Он лишь засмеялся громче.
– Белый свет – такой яркий. Мне нужны темные очки, как у этой дамы, Ивенсонг. Чтобы лучше вас видеть. Луиза, вы – ангел. Хотя, конечно, без крыльев. Но, клянусь, вместо них у вас сиськи. Крылья в постели ни к чему. Перья колются. А вот сиськи – совсем другое дело. Мягкие, круглые. Как персики. Я хочу тебя поцеловать, дорогая.
Луиза отпрянула – из его рта шло зловоние.
– Прежде пожуйте лист мяты.
Может, ему съесть целое растение? Что на него нашло? Симптомы нисколько не напоминали те случаи расстройства желудка, что когда-либо случались у нее самой. Он казался… совершенно пьяным. Глупым. И разумеется, влюбленным, именно в тот момент, когда ей меньше всего хотелось его внимания.
– Ублажал бы тебя до следующей недели. Без остановки.
Он явно не соображал, что говорит. Ведь он поклялся не прикасаться к ней больше, а Луиза была уверена, что Чарлз – человек слова, как бы ни хотелось ей обратного.
– Вы можете встать?
Его веки упали.
– Никакой возможности. У вас на коленях мне так удобно.
– Пусть так. Я оставлю вас на полу и позвоню, чтобы кто-нибудь пришел на помощь. – Сняв куртку, Луиза подоткнула ее Чарлзу под голову. Встав на подгибающихся ногах, дернула шнур звонка, висящий возле двери, и стала молиться, чтобы помощь прибыла поскорее.
Вошел незнакомый лакей, один из тех, кого тетя Грейс наняла совсем недавно.
– Да, миссис Норвич?
– У меня неприятность. Моему супругу нехорошо. – И он не в ладах с собственным телом и головой. – Вам нужно привести сюда Уильяма, чтобы вдвоем отнести его наверх. Предупредите миссис Лэнг, пусть пришлет сюда горничных, чтобы отмыть пол, и отправит в наши покои кухарку, как только у той появится возможность. – Никто больше не должен есть подозрительные колбаски, иначе всем грозит оказаться на месте Чарлза. – Мне также понадобится чашка крепкого чаю. И, возможно, болеутоляющее.
Лакей потянул носом воздух и поморщился:
– Да, мадам.
Кэтлин могла бы помочь ей раздеть Чарлза, если она невиновна в какой-либо гадкой проделке. Это Луиза скоро выяснит.
Следующая четверть часа пролетела в хлопотах и суматохе. Когда лакеи несли его через весь дом, Чарлз цитировал отрывки из неприличных стихотворений. По его требованию сделали остановку на лестничной площадке, чтобы он смог рассмотреть узоры на обоях, которые, по его утверждению, жаждали с ним побеседовать.
Кэтлин призвали в комнату хозяйки, и она поклялась, они с Робертсоном совершенно невиновны в том, что Чарлз ведет себя столь странным образом. Казалось, Кэтлин встревожилась не меньше хозяйки. Совместными усилиями они сняли с Чарлза костюм для верховой езды и переодели в шелковую пижаму с монограммой. Когда Чарлз был удобно устроен в постели, рядом с которой стоял газик, Луиза велела Уильяму привести доктора Фентресса, который, очень кстати, уже явился с ежедневным визитом к тете.
– Что вы, Кэтлин, думаете о моей заднице теперь, когда вы ее видели? – пробормотал Чарлз.
– Первый сорт, сэр, никаких сомнений, – ответила Кэтлин, закатывая глаза. – Мужчины! Лопаются от тщеславия, даже когда им снесет голову. Не так ли? – шепнула она.
– Что могло с ним приключиться? Он говорит, что его могли отравить, – прошептала в ответ Луиза.
– Вполне может быть. Если бы у него был жар, это могло бы объяснить его бред. Но он холодный как лед. И глаза у него странные.
– Мой глаз, вы хотите сказать. – Чарлз пытался казаться бодрым, его слух нисколько не притупился. – Но вы, девочки, выглядите еще забавней. Знаете, а у вас в волосах букашки. Как маленькие розовые паучки.
Луиза едва сдержалась, чтобы не броситься с воплями к зеркалу. Он видит то, чего в действительности нет. Слышит голоса предметов, которые не имеют голоса. Говорит вслух такое, чего не скажет в нормальном состоянии.
– Пусть бы меня опять стошнило. Нужно сунуть палец мне в горло…
– Нет! – вскричала Луиза. – Сейчас здесь будет доктор Фентресс. А еще я приказала подать чаю.
– Девицы вроде вас, наверное, полагают, что чашка доброго английского чаю излечит даже триппер.
– Чарлз! – О господи, он ведь не болен? Она слышала, что люди иногда сходят с ума от сифилиса. Но, разумеется, миссис Ивенсонг выяснила бы это заранее.
– Макс, – поправил он. – Вы забываете нашу маленькую комедию. Я всего-навсего актер, которого вам было угодно нанять.
О боже. Что, если в этом бессмысленном состоянии он забудет о своей роли? Доктор Фентресс помчится прямо к тете Грейс.
– Просто попытайтесь помолчать, Макс. Закройте глаза, и вы не увидите то, что вас волнует.
– Глаз, хотите вы сказать. И единственное, что меня волнует, это вы, – сказал он и похотливо рассмеялся. Но голубой глаз все-таки закрылся.
Чарлз казался совершенно невинным. Крошечные порезы от бритья на щеке. Может быть, на лезвии была ржавчина, и у него заражение крови? Нельзя же лишиться рассудка, съев слишком много колбасок?
Доктор Фентресс вошел, не постучавшись.
– Уильям говорит, здесь срочный случай. Но я вижу, что пациент уснул.
– Я не сплю, – сказал Чарлз, не открывая глаз.
– Что случилось, мистер Норвич?
– Думаю, меня отравили. Грибами.
Луиза открыла рот.
– Не могу сказать наверняка. Колбаски тоже могли быть чем-то приправлены. Вкус другой. Но галлюцинации именно такие, как бывает, если съесть грибы определенного вида. Когда я был мальчиком, то поехал однажды в гости к бабушке в деревню. Мы с братьями набрали грибов и заболели. Я почти ничего не помню, вот только Фред смеялся до хрипоты, а Фред – парень не из смешливых.
Ничего себе! Неожиданно Чарлз оказался весьма красноречивым, описывая свое состояние. Доктор Фентресс кивнул:
