Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)
— Все, — произнес Дан, вставая. — А теперь вам пора уходить.
Александр медленно двинулся к выходу. Он все еще держал Маргрет за руку, но теперь шел между нею и ее кузеном. У двери кабинета он обернулся, загородив Дану проход.
— Кстати, мистер Дан, — заговорил он, — а вы знаете, что шило, которое использует Джеймс Скоби, проходит при нажатии в рукоять? Оно не прокалывает кожу.
Стоящая рядом Маргрет замерла, но оглянуться на нее он не мог. Сперва ее кузен должен попасться в ловушку.
Дан бросил на него пристальный взгляд, потом покосился на Маргрет. Сложно было сказать, чем он удивлен: самой новостью или тем, что Александр выложил ее в присутствии своей жертвы.
— Его методы — его личное дело. А теперь, если позволите, мне пора ужинать…
— А что вы скажете, мистер Дан, если я поведаю вам, что в данный момент Джеймс Скоби тоже ужинает, но только в тюрьме, сидя в ожидании суда за преступления против тех, кого он обвинял в колдовстве?
Маргрет ахнула. Обмякла, расслабилась, почти прислонившись к нему, но он пока что не мог к ней повернуться. Он так хотел любить ее, обнимать ее и никогда не отпускать, однако финальная точка еще не была поставлена, поэтому он продолжал сверлить взглядом ее кузена, чьи мясистые губы, обвиснув, раздвинулись, но не издали ни звука.
— Удивлены? — спросил он. — У него впереди масса времени на то, чтобы признаться в своих методах и преступлениях. И ему наверняка захочется разделить с кем-нибудь наказание за ложные приговоры. Включая тот, что был вынесен Джанет Рейд.
— Кто вы такой? Что все это значит?
Оставив лепет Дана без ответа, Александр обнял Маргрет за талию и притянул ее к себе.
— На вашем месте, кузен Джон, я бы отписал все имущество Маргрет до того, как придирчивые законники сделают это за вас. — Он улыбнулся, смакуя момент. — Возможно, это сделает судей более снисходительными.
Маргрет наконец-то заговорила, одновременно спокойным и ядовитым тоном, но без улыбки.
— Мы уходим, кузен, но к вечеру я вернусь, чтобы занять свой дом. И надеюсь найти все как было, на своих местах, — кроме тебя.
— И не вздумай сбежать, Дан, — добавил он. — Я все равно найду тебя.
***
Речь отняла у Маргрет последние силы.
Находясь в полном оцепенении, она позволила Александру свести ее вниз, вывести наружу и повести вдоль по узкой улочке. Дом скрылся из виду. Редкие снежинки, висевшие в воздухе, закружились на его темных волосах, когда он обернулся и с улыбкой взглянул на нее.
Ожидая, что она улыбнется в ответ.
— Тебе вернут наследство не позднее Нового года, — прервал он, наконец, молчание. — И вскоре после этого, уверен, вынесут приговор Скоби.
Он сделал паузу, явно рассчитывая услышать — о, теперь я счастлива и люблю тебя.
Она не могла сказать эту фразу.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Я снял комнату в Кэнонгейте. Мы поедим, а потом ты поспишь. — Он умолк, но ответа не дождался. — И тебе станет лучше.
Она должна была чувствовать усталость. Голод. Желание заснуть и проспать целую неделю. Она должна была хотеть расслабиться, обнять его в знак благодарности и радоваться тому, что все испытания наконец-то позади.
Но она чувствовало только одно: неутоленный гнев. Но на кого? Почему он не прошел? Потому что она не смогла вонзить шило в шею своего кузена?
Почувствовав ее настроение, Александр остановился.
— В Кирктоне ты во мне разуверилась, но теперь наверняка понимаешь, что я сделал и почему.
Ее ярость выплеснулась наружу.
— Ты заклеймил ее ведьмой перед всем белым светом!
— Но она уже отошла к Богу! Эта ложь спасла по меньшей мере три жизни. Включая твою.
— И ты ожидаешь от меня благодарности.
Она думала, что ее ярость вызовет у него похожую ответную реакцию, но увидела только замешательство. И воспротивилась воспоминаниям о его глазах, которые с любовью смотрели на ее лицо, о его пальцах, исследующих такие места ее тела, которых она сама никогда не касалась, о той ночи, когда она поверила, что он совершенно особенный, не такой, как все.
— Я ожидал, что ты будешь хотя бы… — Он неловко повел плечами. — Хотя бы удовлетворена.
— Удовлетворена? — Одного удовлетворения было мало. Она хотела, чтобы они страдали: Дан, Скоби, даже Александр. Страдали тяжело, как страдала ее мать. — После всего того, что ты ей сделал?
— Я сделал то, что обязан был сделать, чтобы спасти тебя и остальных. И теперь ты получишь назад свое наследство и свою свободу.
— Это не вернет ее.
— Нет. Ничто ее не вернет.
Она отвела взгляд. Он поступил умно, теперь она это понимала. Меньшим жители деревни не удовлетворились бы, но признавать это она была не настроена. И даже в том случае, если он сказал правду, и Скоби теперь опозорен, это не снимет с ее матери обвинение. Ее навсегда запомнят как ведьму.
— Что именно будет со Скоби? — спросила она.
— Он предстанет перед судом Тайного совета.
Она повернулась к нему с таким видом, словно винила во всем его одного.
— И он заплатит за сломанную жизнь моей матери? Неужели его поставят к столбу, где он будет стоять, умоляя о пощаде, и ждать, когда разгорится пламя? — Ее слова запрыгали меж высокими каменными зданиями — злые и страшные, как недавние крики крестьян, которые жаждали расправы над ведьмами.
С печалью и сожалением во взгляде Александр покачал головой.
— Увы, он получит больше милосердия, чем когда-либо выказывал сам.
— Что-то припозднился закон со своим милосердием. Пусть тогда Господь отправит этого дьявола в ад.
— Вместе со мной, да? Я, твой кузен, Скоби… мы все для тебя одинаковы, верно? — произнес он с нарастающей горечью в голосе. — Скажи, что мне сделать?
— Не знаю. Посиди в рубище на покаянной скамье. — Ничтожное наказание, легкое, как дуновение ветра. — Моя мать умерла, ее репутация уничтожена, и все из-за тебя вместе с ними. Пусть ваши грехи прощает Бог. Я не прощу.
Она повернулась к нему спиной, чтобы он ушел и оставил ее в покое.
И молясь о том, чтобы он остался.
***
Александр был потрясен ее яростными словами. Неужели она настолько плохо его знает? Он сделал все, что мог, все, что было в его силах, и все же…
Я так старалась, сказала она, но этого оказалось недостаточно.
Он взял ее за плечи, и она к его облегчению не отстранилась, а потом наклонился и прошептал:
— И твоя мать, и моя, обе они умерли, да, но мы живы.
