Людмила Сурская - Норильск - Затон
— Лизонька, ты сядь детка, папа звонил, — накапала она в стакан капель. — Ты только не волнуйся, девочка…
— Что с ним? — побелела Лиза, хватаясь за Илью… Самые страшные мысли завертелись в голове.
— Мама нашлась, — выпалила на одном дыхании Елизавета Александровна.
— Мать, ты о чём, так можно концы отдать, я думал с Ильёй Семёновичем беда. — Опешил сын.
— Какая мама? — не поняла и невестка.
— Твоя мама детка. — Подвинула ей стакан с каплями Лиза.
— Вы яснее изъясняться можете, — взбеленился опять Илья. — Лизка уже не живая.
— Татьяна Петрова, кто ж ещё-то. Она в психушке была. Лукьян Волков вывез её из лагеря, оказывается.
— Как такое возможно?
— Он сумасшедший?
Сыпали вопросами обескураженные ребята. Хлебая коньяк вперемежку с валерьянкой.
— Как он её мог столько держать? — поняв что всё очень серьёзно, перешёл на конструктивные вопросы Илья.
— Психиатр, ещё и с именем в научных кругах. Пытался лечить её. — Отхлебнул коньяк отец.
— Она, что, ненормальная? Хотя от такого, что с ней сделали, не могло быть по-другому. — Осторожно спросил Илья, посматривая на жену.
— Нет. Она симулировала болезнь. Но думаю, так просто такой ужас для её психики не прошёл. Вы готовы должны быть к этому.
— Боже мой, мама жива, жива, — неистово повторяла Лизонька.
— Жива, Лизонька, — гладила её плечи свекровь.
— Как же отцу, удалось забрать её?
— Поднял на руки и унёс в машину, охрана прикрывала.
— Господи, что же это?
— Усмешка судьбы. Я билеты заказал, Илья. Собирайтесь. Только давайте по маленькой с нами за Таню и Илью. Это чёрт знает, что с нами жизнь наделала, — пододвинул Мозговой им рюмки с коньяком. — А то не пьём, а лечимся.
Выпив, вернее проглотив содержимое рюмки с помощью перевернувшего ей в рот коньяка Ильи, Лизонька расплакалась.
— Елизавета Александровна, что это, как такое возможно, ведь это не кино, реальная жизнь, нормальный человек не может такое сотворить?
— Лизонька, мы только до вас говорили об этом с Тимофеем Егоровичем. Влюблённые все сумасшедшие.
— Мне не осилить такого.
— Пойми, это тоже любовь была. Дикая, ненормальная, эгоистическая, но любовь.
— Какая к лешему любовь, психиатр. — Вспылил Илья. — Его самого лечить надо, причём на цепи и принудительно.
— Каждый сходит с ума по-своему, — развёл руками Мозговой. — Над нами с Ильёй тоже посмеивались, за пристрастие к прошлому. Как, мол, можно этим жить, баб навалом, завели семьи и поставили на всём крест.
Елизавета Александровна вспоминая себя и прожитые в воспоминаниях без Тимофея годы, тяжело вздохнула:
— К тому же прошло видно у него это наваждение, раз женился и живёт семьёй. Просто уже не знал, что с ней больной делать. Вот и держал рядом с собой.
— Отец, как? — всхлипнула Лиза.
— Выдержит твой отец, не такое вынесли. На, пей, — подал он ей рюмку.
— Не могу, — отстранила она.
— Илья, влей в неё, и идите спать, а с утра собираться будете. Тимку оставите пока тут. Мы позже привезём, не до него там будет.
А в Москве прийти в себя никак не мог возбуждённый Дубов. Таня не отпускала его от себя ни на шаг. Уходя на кухню или в кабинет, он вынужден был через открытые двери говорить с ней. Понимал: она боялась. Заслышав у двери колокольчик, он успокоил, поймав мечущийся взгляд женщины, и пошёл открывать. Забрав покупки у секретарши и выпроводив женщину, принёсшую всю эту гору свёртков, он поспешил в спальню.
— Сейчас посмотрим, что тут, — разворачивал он на кровати пакеты. — Танюша, ты любишь обновки?
— Какие красивые обёртки, — погладила она цветную бумагу. — Обновки? Наверное, люблю. Не помню. Что-то мама покупала, только не помню что. В основном за ней донашивать пришлось.
— Теперь такую упаковку делают. Танюша, давай переоденемся. В моей рубашке, это не совсем тебе удобно.
— Хорошо.
— Вот так, — помогая ей сесть, он стянул с неё свою рубашку и попробовал переодеть в новое только, что принесённое. Послушно поднимая руки, она позволила нарядить себя в ночную рубашку и бельё. Найдя в пакете женскую расчёску, Илья сделал попытку расчесать её спутанные волосы.
— Больно, — поморщилась она.
— Больно? Что же делать? Я придумал, — обрадовался он. — Подожди минутку, я сейчас, только принесу ножницы.
— Что ты сделаешь?
— Отчекрыжу эту проблему и порядок. — Отрезав её спутанные сосульки до плеч, он без труда расчесал оставшиеся. Аккуратно подравняв, полюбовался на свою работу. — По-моему не плохо получилось.
— Обещай, что на работу не пойдёшь, меня одну не оставишь? — разговаривая, она взяла его большую руку в свои тонюсенькие пальчики.
— Сегодня нет, я договорился, если будет что-то срочное приедут сюда. Завтра Лизонька прилетит, мне будет спокойнее оставлять тебя.
— Правда?
— Дочка не должна видеть тебя такой.
— Я страшная, да?
— Сейчас нормальная.
— Отнеси меня к зеркалу, у тебя есть оно?
— Шкаф зеркальный сбоку от тебя. Посмотрись, я придержу.
— Илюша, я уже забыла, какая я была. Всё время держала в памяти твоё лицо. Боялась очень, что забуду и не узнаю тебя, а сердце не подскажет, когда ты придёшь. Тогда я останусь одна одинешенька в этом чужом мне мире.
Рассматривая своё отражение, она вдруг, отпустила его руку и заплакала:
— Эта страшная женщина в зеркале, неужели это я?
— Поправишься. Теперь всё в наших руках. Сходите с дочкой в салон, причёску сделаешь себе. Косметики сейчас навалом, подкрасишься. Всё это уже мелочи. Главное, жива. Пройдёшься с ней по магазинам, купишь, что тебе нужно. Ты только не волнуйся. Вот халат, тапочки. Бельё твоё в шкаф на полку положу. Одни косточки у тебя, в чём душа живёт. — Погладил он её выпирающие рёбра. — Да не беда, как там говорят: «были бы кости, а мясо нарастёт». Хватит на сегодня эмоций, поужинаем и спать.
— Я не хочу.
— Немножко. Смотри апельсинчик, банан. Витамины, тебе необходимо есть.
— Что это? — с детским интересом вспыхнули глаза.
— Ешь вкусно, это фрукты, как наша вишня или смородина, вкусно и полезно, попробуй, — отправлял он ей дольки и кусочки в рот.
— Где ж такая диковинка растёт?
— В Африке, на Кубе.
— Да. Как мыло, — не понравился ей банан.
— Привыкнешь.
— Точно нет.
— Смотри, как я ем, шкурку разделяю, счищаю и кусаю, а первый раз тоже не понравился сей фрукт.
— Уговорил, давай попробую.
— Как тебе?
— Человек ко всему привыкает. Как вы выжили в том аду? — погладила она его по щеке.
