Людмила Сурская - Норильск - Затон
— Король умер. Да здравствует король. Вождя сменил Хрущёв. Расщедрился. Мы получили волю. Куда двигать с судимостью… В Москве всё было сложно. Остались там, среди таких же, как сами. Кончили институт, работали. Вот собственно и всё.
— Ждала, ждала, не приходишь. Подумала, что погибли, не выжили в тех болотах.
— Он же скотина сказал, что ты умерла. А потом вообще смылся. Теперь-то понятно, почему этот боров тихо слинял с болот.
— Почему же ты сейчас решил найти его?
— Так получилось, птаха. Судьба начала возвращать отобранное. Соединился Тимофей с Лизой и сыном. Я с дочерью. Осталась белым пятном только ты. Решили найти твою могилку на «Затоне».
Она покорно кивнула.
— Понятно для чего нашёл его.
— Хотели точку во всей этой истории поставить. Дочка очень убивается. Из твоего старого дела взял фотографию для неё. Радости и слёз было, не рассказать тебе.
— Дашь и мне посмотреть, какая я была, не помню себя.
— Красивая, — погладил он её, как ребёнка по голове.
— Что с лагерем?
— Ракетный дивизион на «Затоне» теперь. Военные, в общем. Я тебе потом растолкую что это. Сын Тимофея нёс там службу. Лизонька очень на тебя похожа. Увидишь и вспомнишь себя.
— Как жизнь напетляла уже новое поколение на «Затон» попало, правда, в другом качестве. Ты был там?
— Был. Поправишься, я восстановлю твои документы, и слетаем. В Норильске Тимофей с Лизой живут. Я часто у них бывал. К детям летал на «Затон». Так уж расщедрилась жизнь, что свела наших с Тимофеем детей в одно целое. Илюша муж нашей доченьки. Вот так! Утомил я тебя. Поспи. Я рядом лягу, только в кабинет заскочу.
Страх перед жизнью
Зайдя вместо кабинета в кухню, он выпил полстакана коньяка. Но спиртное не успокоило и не добавило ума. «Надо возвращаться». Он пришёл и лёг рядом. Обняв, прижавшись к ней щекой, стараясь целовать, как маленького ребёнка в подбородок, щёки, носик, пытался успокоить женщину. Но ночь всё равно прошла в тревоге, как не старался утром проснуться пораньше её, не получилось. Она лежала на спине, изучая хрусталики подвесок на люстре.
— Ты спала?
— Я думала.
— Танюша, тебе не надо пока ломать голову проблемами, это моя часть вопроса. Твоя же забота выздоравливать и поправляться. А потом уж думы думать будем вместе.
— Я рассердила тебя?
Он поднялся на локоть и навис над ней.
— Совсем нет. Что тебя беспокоит?
А она тихо-тихо прошелестела.
— Я никто, меня нигде нет, я прах. Это моя ошибка. Прах должен оставаться прахом.
Он не придал её интонации большого значения. По его мнению: она, как и он, должна купаться в радости и счастье. Он перешагнул первую ступень, и все его думы были о другом. Он смотрел и смотрел на неё улыбаясь, думая о том, что отношения сильного и слабого пола — штука загадочная. Главное для него сейчас было то, что она жива. Вид, красота, всё по боку — жива! Он осторожно губами прикоснулся к её щеке. Он всю жизнь любил даже память об этой женщине и вот она тут, рядом, а он не ведает что с этим делать: выказать свои чувства сразу или отбросив все романтические глупости, сначала должен помочь, вернуть её к жизни, но как…
— Документы восстановим, для меня нет проблем. Что ещё?
— Ты красивый, — посмотрела на него она и замолчала.
— И что дальше? — растерянно проговорил он.
Но, она, отвернувшись, закрыла глаза, давая ему понять, что не намерена продолжать разговор. Столько ждала, терпя нечеловеческие условия и эксперименты над собой. Надеялась на встречу, а вот сейчас поняла, что напрасно. Может, не надо было покидать больницу. Самое её там и место. Он убежал по жизни далеко вперёд, а её в этой жизни просто нет. Она осталась всего лишь Таней Петровой с лагеря на «Затоне». Зачем она ему такая юродивая, только будет помехой, обузой. Кажется, Илья выбился в начальники, так ему совсем другая нужна жена. Надежда встретить опять Илью помогла выжить, не сойти с ума, но реальная встреча показала, что грёзы и жизнь не могут накладываться одно на другое. Там они были на равных. Два зека. Ему нужна была её любовь. «Посмотрю дочку один только разик и уйду на все четыре стороны», — решила она.
Её поведение разогнав эйфорию его насторожило.
— Таня посмотри на меня.
— Я тебя слышу, говори, — заупрямилась она, боясь показать свои слёзы.
— Будь по-твоему. Мне надо на работу. Сейчас придёт работница, что готовит и убирает квартиру, ты не волнуйся и не надо бояться её Хорошо? Я приеду в полдень. А вечером подъедет дочка. Лидия Васильевна тебя покормит. Я постараюсь пообедать с тобой. Танюша, ты слышишь меня?
— Лидия Васильевна твоя жена? — спросила она тихо. — Она меня не побьёт? А что если она меня без тебя сдаст санитарам?
— Танюша, я не был женат. Эта женщина моя домработница. Тебе ничего не грозит.
— Не переживай. Я тихо полежу, никому не мешая. Не надо из-за меня ломать своих планов.
— Таня…
— Меня без тебя не заберут?
— Об этом не думай, — поцеловал он её легонько в уголочек губ. Здесь тебя никто не тронет. Вернусь, как только смогу. — Он, выйдя, прикрыл плотнее спальню, чтоб не тревожить её предстоящим разговором с работницей. «Как-то странно она стала себя вести. Что я сделал неправильно, чем обидел? Разговаривали, радовалась, вдруг развернулась ко мне спиной и замолчала. Скорее бы уж приезжала Лизонька. Кажется, идёт домработница». — Услышав поворот ключа в двери, обрадовался приходу женщины он.
— Ох, Илья Семёнович вы меня напугали. — Наткнувшись на него, вскрикнула та. — Опаздываете?
— Я вас жду, Лидия Васильевна. Честно говоря, еле дождался, время поджимает. Разговор есть. Не удивляйтесь, тут такое дело… Как бы вам попонятнее объяснить, — мялся он. — Я нашёл свою жену, мать Лизоньки.
— Она же умерла при родах? — вытаращила глаза женщина.
— Мы все так и думали до вчерашнего дня. Оказалось, ошибались. Там длинная история. Она просидела всё это время в психушке… В двух словах не расскажешь…
— А она не опасная? — заволновалась женщина.
— Нет, нет, там всё нормально. Слаба, худа только и за временем не добегает. Вы по-доброму с ней, очень прошу вас. К вечеру дочь с мужем подъедут. Я тоже на обед попробую заскочить.
— Вы такие вещи Илья Семёнович рассказываете, мороз по коже. То дочка нашлась. Теперь вот жена живой оказалась. Праведник какой-то перед Богом за вас просит не иначе.
— Да уж, сам в растерянности…
— Идите, а то опоздаете. Присмотрю я, до вашего возвращения не уйду.
Она несколько раз заглядывала в спальню, но женщина лежала не шевелясь, развернувшись спиной к двери. Поохав и не зная, как ей поступить, уходила, прикрыв дверь. «Приедет на обед, пусть уж сам будит». Но заскочивший на обед Илья застал ту же картину. И поняв, что Татьяна притворяется, попробовал развернуть её силой.
