Крис Кеннеди - Жена завоевателя
Этот ключ был только началом.
Будет время для всего. И всему свое время. В недалеком будущем для Эндшира наступит время восстать из пепла, а для Соважа — пасть.
Глава 20
Стоя на коленях в огороде и помогая приготовить почву на зиму, Гвин пыталась забыть о ситуации, в которой запуталась. Ничего нельзя было поделать. Она могла только ждать. И надеяться.
Эта мысль была просто нелепой и смехотворной. Надеяться на что? Надеяться на то, что король Стефан будет побежден, или на то, что сокрушат Генриха, господина Гриффина?
И в том и в другом случае неминуемо должен был пострадать тот, кто был ей дорог.
Кровь застучала у нее в висках, и она уставилась в ясное голубое небо.
Ей требовалось побродить по стене замка.
Она поднялась на ноги, оправила юбки и двинулась к зубчатой стене и укреплениям на ней. Она шла быстро, опустив голову и не глядя по сторонам, когда столкнулась с чем-то твердым.
— Ух-х! — послышался голос. Алекс, шатаясь, отступил на несколько шагов, отдуваясь, хлопая себя по животу и гримасничая.
— Сэр Алекс, — задыхаясь, выговорила Гвин и поспешила к нему. — С вами все хорошо?
Он попятился еще на несколько шагов, протягивая вперед руку, будто отстраняя ее.
— Все прекрасно, миледи.
Она отступила и расправила юбки, завертевшиеся вокруг щиколоток.
— Какой славный вечер.
Она готова была говорить обо всякой чепухе, не в силах смотреть ему прямо в глаза.
Гвин не хотелось видеть его лицо, особенно теперь, когда у нее возникло ощущение, что он подозревает ее.
— Это так, — последовал монотонный ответ.
— Да, это так.
Она двинулась дальше, опустив голову.
— Недавно катались верхом?
Она медленно повернулась к нему:
— Нет.
— А мне показалось, что ваш конь хромает.
— Нет, — ответила она еще медленнее, потом повернулась к нему: — А в чем дело?
Он пожал плечами:
— Я не думаю, что есть основания для беспокойства. Просто я видел, что его не было, в конюшне. Вот и все.
Ужас холодной волной распространился по ее телу, омыл желудок.
— Я люблю ездить верхом, сэр. У милорда возникли какие-нибудь проблемы в связи с этим?
Он покачал головой, продолжая сверлить ее глазами:
— Нет.
— Тогда не понимаю, почему это беспокоит вас.
Она с ледяным выражением лица вскинула голову и зашагала прочь.
— Если вы причините ему вред, Гвиневра, пожалеете об этом.
Она остановилась, но не повернула к нему головы. Он больше не сказал ничего, и она пошла дальше, стараясь не схватиться за сердце и пытаясь скрыть его бешеное биение.
— Я слышал, что верховая езда проясняет мозги, — сказал он ей в спину. — Особенно при головной боли.
Ей стоило отчаянного усилия не приподнять юбки и не пуститься в бегство.
Люди Гриффина разбрелись по замку и его окрестностям как рабочие пчелы. Одни занимались подготовкой стен к восстановительным работам в тех местах, где каменная кладка раскрошилась, другие работали на полях: октябрь был последним месяцем в году, подходившим для пахоты. Многие из рыцарей тренировались в рукопашном бою с копьем, мечом и короткой кривой саблей. Гриффин хотел, чтобы его люди сохранили боеготовность в любых условиях. Им предстояло здесь жить, заводить семьи, но начинать надо было теперь же.
И он пытался этому способствовать.
Он постоянно ощущал присутствие Гвин, куда бы она ни направлялась — шла ли в огород с поварихой или разговаривала с Уильямом из Файв-Стрэндс (она настояла на том, чтобы он остался здесь) об известковании полей в отдаленном мэноре, приветствовала ли очередного гонца или болтала на ходу с одной из множества женщин, теперь живших в «Гнезде», что происходило чаще всего.
Откуда они все явились? — удивлялся он на следующий день, помогая втаскивать камень на стену. — Сплошные груди и хихиканье, — проворчал Фальк, когда Гриффин втащил камень, Но Гриффин, заметил, что Фальк прервал эту потогонную работу, чтобы помочь одной из этих женщин подняться по ступенькам, что свидетельствовало о том, что он не такой уж мужлан.
Похоже было, что Гвин привечала и принимала в дом всех осиротевших и обездоленных из соседних окрестностей. Они были везде, и их пестрые одежды и кокетливые улыбки заставляли мужчин бросать молотки и ронять гвозди. И при них всегда была Гвиневра, ее голос разносился по внутреннему двору, и хотя слова были неразборчивы, тон можно было различить, как и мелькание красных, желтых или изумрудно-зеленых юбок по мощенному булыжником двору, когда ока носилась по нему туда-сюда.
Недовольный собой, он шлепнул новую порцию раствора на камень. Все, ради чего он сражался, было здесь, перед ним, но вместо радости и отдохновения он ежедневно тратил долгие часы, обыскивая темные, мрачные, затянутые паутиной комнаты.
Он обыскал в замке все помещения, включая кухню и даже куриные насесты, перерыл все сундуки, отпер все шкатулки, изучил каждый пергамент, подписанный де л’Ами, Нигде не было и намека на что-либо более священное, чем церковные десятины и дары монастырям и странноприимным домам. Ничего не говорилось о скрытых и охраняемых сокровищах, восходящих к темным векам христианства.
Похоже было, что все намеки на их существование были сметены с лица земли временем. Или Жонессом де л’Ами, жаждавшим их получить больше всего на свете.
Теперь и Гриффин начинал вожделеть их тоже.
Он прервал свое занятие и вытер пот со лба, прислушиваясь к разговорам своих людей, работавших рядом. Посмотрел вниз, за стены, на зеленые просторы плодородных земель и холмов, принадлежащих «Гнезду». Нет. Он был теперь дома, но то, что ему удалось воплотить свою мечту в жизнь, не удовлетворило его.
Нет. Даже когда он узнал, что сказал умирающий де л’Ами. Нет. И даже после того как получил ключ, способный открыть дверь, ведущую к сокровищам.
В Эверут прибыл архитектор, и теперь все мужское население замка, включая мальчиков старше десяти лет, трудилось на стенах. Валили огромные деревья, чтобы соорудить леса. Деревянные платформы и лестницы были заполнены потными мужчинами, ведрами с раствором и пажами, снующими туда и обратно.
Долина откликалась эхом на крики мужчин, стук топоров и скрип механизмов, с помощью которых поднимали огромные каменные блоки на стены замка и устанавливали на место. Громыхали колеса телег по булыжнику, ржали лошади, кричали и смеялись дети — они неслись поднимать гвозди с земли или подносили работающим мужчинам воду.
Но больше всего трогало Гвин то, что женщины начали снова смеяться. Их погибшие мужья и отцы становились далекими призраками, когда какой-нибудь воин Соважа с улыбкой обращал взгляд на них или их детей.
