Крис Кеннеди - Жена завоевателя
Но больше всего трогало Гвин то, что женщины начали снова смеяться. Их погибшие мужья и отцы становились далекими призраками, когда какой-нибудь воин Соважа с улыбкой обращал взгляд на них или их детей.
Она удвоила рацион для солдат, вызывавших смех у ее женщин.
И в полях она тоже замечала обновление — там теперь кипела жизнь. Люди Гриффина значительно пополнили число ее сельскохозяйственных работников. Поля были уже вспаханы, и всюду виднелись борозды и всхолмления, борозды и всхолмления. И впервые за два года сердце Гвин возрадовалось.
Гриффин тоже казался счастливым, когда поворачивался к ней лицом с полуулыбкой, от которой, на его щеках образовывались ямочки, и от этого сердце ее падало. Конечно, случались дни, когда он пропадал неизвестно куда на долгие часы, но она была слишком занята, чтобы следить за ним, да к тому же не имела к этому склонности. Если он не совершал нападение на нее среди дня (а за последнее время это произошло дважды — один раз на лестничной площадке возле их спальни, второй — в саду, и оба эти раза он мгновенно доводил ее до исступления, после чего она еще с полчаса испытывала головокружение), то она могла не видеть его с рассвета до обеда.
Ее задачей было присматривать за детьми, ухаживать за больными, договариваться с купцами, давать указания слугам и обеспечивать едой и подслащенной водой рабочих в холодные осенние дни. И, несмотря на эту хаотичную и беспокойную деятельность, Гвин не переставала улыбаться.
Нынче вечером воздух был на удивление холодным, и люди, собиравшиеся в группы по два-три человека, казались пурпурными силуэтами на фоне зубчатых стен. Кое-кто из них опирался о зубцы каменных стен, кое-кто устроился на ступеньках, многие сидели на стенах, свесив нош, пока пот высыхал на грязных лицах.
Гриффин стоял среди небольшой группы мужчин. Там были Алекс, Джерв, Фальк и еще несколько человек. За их спинами пылал алый закат.
Гвиневра приблизилась к ним:
— Милорд?
Он обернулся и посмотрел на нее со своей медлительной улыбкой. Даже теперь, после всего, что между ними было, от этой улыбки кровь бросалась ей в лицо. Он протянул ей руку:
— Пойдем, Гвин, посмотришь нашу работу.
То, что им удалось сделать, вызывало изумление. Они почти закончили восстановление укреплений в западной части стены. Был восстановлен даже зазор в сторожевой башне.
Отец только мечтал об этом — построить заново или восстановить «Гнездо» во всем его великолепии.
— Знаю, что тебе было бы все равно, даже если бы он счел тебя демоном, Гриффин, — сказала она мягко, — но я уверена, что мой отец был бы горд тобой!
Гриффин сжал губы:
— Это всего лишь камень и крепкие мужчины, Гвиневра. Если бы твой отец захотел, он бы и сам это сделал.
Гвин ответила печальной улыбкой:
— Возможно. Но я думаю, что для него мало что имело значение после… после смерти мамы.
Гриффин взял ее руку и сжал в ладонях:
— Твоя мать была грамотной?
— О, конечно. Отец позаботился о том, чтобы она научилась читать и писать, до того как отправился в крестовый поход.
Она осеклась, когда пальцы Гриффина до боли сжали ее руку. Лицо его выглядело странно.
— Твоего отца нет, и его запреты не действуют. Я научу тебя читать.
Она прижалась щекой к его крепкому телу, когда он обернулся и ответил одному из своих людей. Он вспотел, и от него исходил сильный мускусный запах. Она вдыхала его, чувствуя себя в безопасности, чувствуя себя защищенной, и этого для нее было достаточно.
Это было все, чего она хотела. Просто быть рядом с ним, видеть, как задумчивый взгляд его серых глаз обращается к собеседнику, как он задает вопросы или делает замечания, но по большей части слушает. И люди сияли от его внимания. Он был как глоток воды. Они впивали его и расцветали. Это были его и ее рыцари. Джерв. Фальк.
У ее отца не хватило отваги создать то, на что отважился Гриффин и что совершал теперь. Он просто ворвался в замок и сумел принести туда добро.
А она могла предать его.
Это было безумие.
Она смотрела на вымощенный камнями проход под ногами, когда внезапно ей пришла в голову новая дерзкая мысль: а должна ли она это делать?
От короля Стефана не было слышно ни слова. Если бы он захотел, смог бы за эти дни прислать в Эверут гонца, даже находясь в своей ставке на утесах Дувра. Почему от него не было вестей? Не было поддержки? Не приходило никаких инструкций?
Возможно, король Стефан собирался подписать договор. Сердце ее затрепетало. Возможно, его действиях не было хитрости. Возможно, все было кончено и ее король знал это.
Сердце ее бурно забилось, когда в сознании забрезжило понимание подлинного положения вещей.
И она собиралась подставить под удар самого порядочного из тех, кого знала за всю жизнь?
— Гриффин!
Он посмотрел на нее:
— Да?
Сердце ее стучало, кончики пальцев похолодели.
— Есть нечто такое, о чем я собираюсь тебе рассказать.
И в этот момент на лестнице появился Алекс, стремительно поднимающийся наверх. Он остановился, стоя одной ногой на ступеньке и слегка задыхаясь. Туника его была в пятнах от грязной дневной работы, а светловолосая голова всклокочена. Он выглядел раскрасневшимся от спешки. А возможно, взволнованным.
— Язычник, тебе надо сюда. Скорей!
— В чем дело? Алекс подался вперед:
— Я кое-что нашел.
Прежде чем эта фраза была произнесена полностью, Гриффин уронил руку, лежавшую на плече Гвин, и зашагал к нему. Она, обескураженная, смотрела ему вслед. Внезапно на верхней ступеньке лестницы Гриффин обернулся, будто только что вспомнил о ней.
— Чего ты хотела, Гвин? Это может подождать? Она неловко кивнула:
— Конечно.
Гриффин и Александр поспешили вниз по лестнице. Ноги у нее ослабли, и она прислонилась к амбразуре, гадая, следует ли ей чувствовать себя покинутой или спасенной.
Она размышляла и пыталась угадать, что они нашли. Нечто такое, что не хотели показывать ей.
Оба мужчины смотрели на маленькую шкатулку почти благоговейно.
— Ты нашел ее среди своих вещей?
— Среди твоих, Язычник, — ответил Алекс. — Эрве снял ее с седла Нуара, когда в сентябре пошлого года тебя захватили в плен, после того как ты оставил Гвиневру возле аббатства. Эрве увез это в Нормандию и отдал Эдмунду, твоему оруженосцу, чтобы он упаковал ее вместе с остальными вещами…
Гриффину не требовалось, чтобы Алекс продолжал: было ясно, что он собирается сказать — эта шкатулка должна была содержать третий и последний ключ к разгадке. Где еще Жонесс де л’Ами мог хранить столь ценную вещь, кроме как в шкатулке, к которой сам относился благоговейно?
