Сьюзен Виггз - Дороже всех сокровищ
Энни угадала ответ до того, как его услышала. Только одну ночь удалось провести Дрейку в Плимуте со своей женой. Девушка ясно и с чувством неприязни вспоминала Мэри Ньюман Дрейк. Скромная и бледная, она смотрела на своего грубоватого рыжеволосого мужа, как на постороннего. Она как будто даже испытала облегчение, когда узнала о его внезапном отъезде в Ирландию, где ему предстояло оказать помощь графу Эссексу в подавлении мятежников.
Брак с моряком равносилен приговору к бесконечному ожиданию и неизвестности. По предположению Энни, Мэри Дрейк не больше одной недели подряд проводила в компании своего мужа. Такой жизни не могла пожелать себе ни одна нормальная женщина.
— Я не могу отдавать приказы таким, как Дрейк, — ответил Андрэ.
— Ну, значит, вы предложили ему присоединиться к графу Эссексу и участвовать в подавлении восстания, чтобы королеве не пришлось повесить его в угоду Испании.
— Да, было бы глупо потерять такого опытного моряка. Я бы и вам, друг мой, посоветовал держаться в тени. Хоть вы и не приобрели известности Дрейка, но кое-кто может знать вас.
«Например, Родриго», — подумала Энни.
Знакомая тупая боль снова кольнула ее, когда она вспомнила о нем и последней ночи, которую провела в его доме. Как холоден он был, когда объявил о своем намерении жениться на ней.
Теперь, глядя на этого постороннего, внушающего опасения человека по имени Андрэ Скалия, она подумала, что следовало бы принять предложение Родриго.
Но нет. Никогда бы не смогла она стать женой того, кто любит другую женщину или море.
— Но вы так и не объяснили, почему поехали за мной сюда, — вслух сказала она. — Как наследница престола я для вас бесполезна. Королеву устроит только наследник мужского пола.
Андрэ сложил вместе кончики пальцев.
— В данный момент, моя дорогая, главный наследник английского трона — Мария Стюарт[14], католичка, имеющая союзников во Франции. По мнению Елизаветы, обезьяна на троне была бы предпочтительнее.
Энни всплеснула руками:
— Тогда ищите обезьяну. Я не хочу участвовать в интригах.
— Вы уже в них участвуете, хотите вы этого или нет, — Энни открыла, было рот, чтобы возразить, но он взял ее за руку. — Однако, имея в виду, что отношения между Англией и Испанией сейчас довольно стабильные и состояние здоровья королевы значительно улучшилось, я думаю, мы можем не торопиться представлять вас королеве. Хотя эта возможность и весьма сомнительна, но она еще может выйти замуж и родить ребенка. В таком случае вы не будете нам нужны.
— Господи, да вы говорите об Энни так, словно она фигура на шахматной доске, — взорвался Эван. Он подошел к девушке и обхватил ее за плечи. — Черт возьми, Андрэ, посмотрите на нее. Это же молодая женщина из плоти и крови, у нее вся жизнь впереди. Неужели вы будете держать ее, как собаку в конуре, в ожидании того, чего может никогда не произойти?
Энни была потрясена силой чувств Эвана. Была ли это жалость? Или нечто большее заставило его встать на ее защиту?
Андрэ медленно поднялся из-за стола и, взяв Энни за руку, отвел от Эвана. Пальцы его вызвали у нее ощущение холода, но она заставила себя взглянуть ему в глаза.
— Дорогая моя, Эван горяч, но недальновиден. Вы останетесь здесь, в замке Кэроу, в качестве благородной гостьи. Я тоже остаюсь, как ваш защитник и советник. Вы будете жить, как подобает леди вашего происхождения. И, обещаю вам, как я только узнаю, что Елизавета в вас больше не нуждается, вы будете свободны. И сможете уехать.
«Уехать куда?» — с горечью подумала Энни. Она не может вернуться к Родриго, он должен быть свободен, чтобы начать новую жизнь с Валерией. Не может вернуться на Эспаньолу, потому что у Инквизиции длинные руки и хорошая память: там ее постигнет участь дедушки и бабушки.
— Хорошо, — наконец сказала девушка, вырвав руки. — Я останусь здесь. Пока.
— Что известно Оуэну? — спросил Эван.
— Ничего, кроме того, что мисс Блайт — благородного, хотя и неизвестного происхождения. Я выдвинул предположение, что она спасается от нежеланного брака, и роль защитника ему очень понравилась.
Энни снова ощутила острую боль в груди — так близка была эта история к истине.
— Я буду ее опекуном, для нашего удобства, — добавил Андрэ в заключение. — Но я приехал сюда еще и для того, чтобы расследовать обстоятельства исчезновения налогов, отправляемых королеве.
— Какого еще исчезновения? — удивился Эван.
— По всей вероятности, банда разбойников постоянно захватывает налоги, которые лорд Оуэн посылает в Лондон. Пока мы не найдем воров, я останусь здесь, с моей подопечной.
Эван подошел к Энни и, приподняв ей подбородок, внимательно посмотрел в глаза. Внезапно боль в груди стала еще сильнее, но не из-за той жизни, которую Энни оставила позади, а из-за нового, еще незнакомого чувства, которое пробудило в ней прикосновение Эвана.
— Что ты на это скажешь, Энни? — спросил он. — Такой вариант тебя устраивает?
— Кажется, это не имеет никакого значения, — она взвешивала каждое слово и не спускала глаз с его сильного, пылавшего лица.
Может быть, попытаться убедить Эвана забрать ее с собой, в город? С одной стороны она страстно хотела уйти с ним, но, с другой, опасалась. Энни всей душой стремилась к нему: ее тянуло к этому корсару, к его грубоватому очарованию и чувству долга. Однако умом она понимала, что их сближению может помешать Андрэ Скалия, который производил на нее впечатление человека, привыкшего все делать по-своему. Скалия не позволит ей уйти, повинуясь простому чувству, если этот уход не сообразуется с его планами.
— Думаю, я останусь, — голос Энни упал до шепота. — Пока, во всяком случае.
Эван уронил руку. Выражение его лица почти не изменилось. Глаза стали жестокими и отчужденными.
— Ну что ж, тогда я, пожалуй, пойду, — он повернулся к Андрэ. — Но, Бог свидетель, сэр, если я услышу хотя бы о малейшем нарушении приличий, я перережу вам горло.
Андрэ недоуменно вскинул седеющие брови:
— И это будет только справедливо, сэр. Госпожа Блайт — настоящее сокровище. Ей не причинят вреда, уверяю вас.
Эван вышел, хлопнув дверью. От этого звука повеяло такой безысходностью, что Энни охватила паника. Она бросилась вслед за Кэроу по полутемному коридору к двери, ведущей во двор замка.
— Эван!
Тот обернулся. Ветер взъерошил его волосы цвета ночи и распахнул ворот облегавшей широкую грудь рубахи. Чуть дыша, она подбежала к нему:
— Ты так поспешно ушел.
— Да? А что я, по-твоему, должен был устраивать сцену слезного прощания, как влюбленный пастушок из дешевой мелодрамы?
