Жаклин Брискин - Все и немного больше
— Вы бросили школу в шестнадцать лет и пошли работать… — Мистер Каннингхэм пошуршал страницами. — Вы победили в конкурсе на лучший плакат и получили право на стипендию в Художественном институте Прэтта. — Мистер Каннингхэм ткнул пальцем в новую страницу. — В тысяча девятьсот сороковом году вам предъявлен иск о выплате алиментов на ребенка…
— Она проиграла, — перебил его Джерри. — Мистер Каннингхэм, Алфея знает, что я не святоша.
— Позже в том же году, — продолжал мистер Каннингхэм, — зажиточное семейство Гиллфилланов из Канзас-Сити обратилось в то же агентство, что и мы сейчас. Они попросили навести о вас справки, потому что вы хотели жениться на их дочери…
Джерри снова перебил его:
— Брак был идеей Доры.
— Так или иначе, семейство откупилось от вас.
— Когда Гиллфилланы решили стать моими патронами в искусстве и купили три моих картины, я не поехал за ней в Канзас-Сити.
— Они обнаружили, что вы были… в интимной связи. Вы отказались уладить дело.
— А ваша компашка, — саркастически спросил Джерри, — считает возможным жениться на девушке, чьи родители заплатили за то, чтобы вы оставили ее в покое?
— Ты все это сообщаешь для моего устрашения, папа? — спросила Алфея.
— Я хочу, чтобы ты имела полную картину, девочка моя. Я не отрицаю, что мистер Хорак талантливый художник и что он был награжден за храбрость.
— Ты был награжден? — обернулась к нему Алфея.
Джерри пробормотал нечто маловразумительное и не очень изысканное, что заставило Каннингхэмов поморщиться.
— Я понимаю так, что этот родительский ход имеет целью разлучить нас, — сказала Алфея.
— Ну зачем же так? — с упреком сказал мистер Каннингхэм. — Мы хотим, чтобы ты и мистер Хорак решили все сами.
— Да, дорогая, — подтвердила миссис Каннингхэм. — Мы всегда признавали за тобой право принимать решения самостоятельно.
— А чтобы ты поступила надлежащим образом, мы предоставляем в твое распоряжение факты, — добавил мистер Каннингхэм, закрывая папку.
— Ну что ж, теперь они у меня есть, — сказала Алфея.
Мистер Каннингхэм поднялся и повернулся к Джерри.
— Мистер Хорак, прошу прощения, я немного устал… Дорога… Заботливо поддерживая жену под руку, мистер Каннингхэм вместе с ней удалился из библиотеки.
Повернувшись к Джерри, Алфея тихо спросила:
— Ребенок той Пенелопы был твой?
— Мог быть.
— А вторая девица… была беременна?
— Она определила, что да.
— Скотина ты, — беззлобно сказала Алфея. Как ни странно, ей было неприятно слышать подробности о лишениях и бедности Джерри, а вот информация о его любовных делах не только не огорчила Алфею, а вселила в нее пьянящее чувство собственного превосходства.
— Тебя не это потрясло, — сказал он. — Тебе не понравился рассказ о том, как богатые выродки могут стереть человека в порошок.
— Это верно. Но ничто не может заставить меня чувствовать по-другому.
— Ты зря недооцениваешь их.
— Я вижу страх? Трубы играют отступление?
— Малышка, мы всегда будем вместе, если решать придется мне.
Отец Алфеи снова появился в дверях.
— Мистер Хорак, извините меня. У жены есть подарок для Алфеи.
Джерри кивнул и попрощался. Алфея некоторое время прислушивалась к звуку удаляющихся шагов. Когда входная дверь в зале открылась и закрылась, она с не характерной для ее отношений с отцом агрессивностью спросила:
— Ну, что там за подарок?
— Пойдем, сейчас увидишь.
Миссис Каннингхэм сидела в гостиной в халате. Мистер Каннингхэм прикрыл дверь.
— Тебе кое-что передала твоя бабушка, — проговорила миссис Каннингхэм. Она взяла со стола кожаный футляр и извлекла из него ожерелье — тридцать нитей крошечных, тщательно подобранных блестящих жемчужин висели на шести бриллиантовых стержнях. Алфее случалось видеть это колье на бабушке. Оно было частью грандиозной коллекции драгоценностей Койнов.
Алфея взяла в руки ожерелье, которое оказалось удивительно тяжелым и имело металлический запах, подошла к зеркалу и ледяными пальцами застегнула застежку. Шея у нее была гораздо тоньше бабушкиной.
— Оно не подходит, — резюмировала Алфея.
— Мы отнесем его к ювелиру, — сказала миссис Каннингхэм.
— Жемчуг умирает, — проговорил мистер Каннингхэм. — Его нужно носить постоянно.
Если бы эту фразу сказала мать, Алфея разразилась бы саркастической репликой, но поскольку она принадлежала отцу, девушка молча подтянула повыше баснословно дорогой анахронизм, удивляясь про себя, каким образом матери удалось уговорить старую леди расстаться с этим сокровищем, тем более что ее имя никогда не ассоциировалось со щедростью.
Отойдя от зеркала, она вложила ожерелье в руку матери.
— Спрячь это вместе с другими трофеями в сейф.
Алфея прошла по увешанному гобеленами коридору в свою комнату. Она понимала родительскую стратегию. Они намеревались подкупить ее своим богатством и показать никчемность Джерри.
Но это не сработает, думала она, запирая за собой дверь. Без Джерри она снова станет слабым, бесхребетным созданием, носящим личину напускного равнодушия, и ею будут помыкать ее враги — люди.
Но Алфея долго не могла отделаться от мыслей о неграмотной матери Джерри, которая вышла замуж и забеременела в тринадцать лет, и его отсидевшем в тюрьме и затем спившемся отце.
На следующий день в институте, во время перерыва на завтрак, ее позвали к телефону. Это был Джерри.
— Как дела? — спросил он.
— Будем продолжать работу над моим портретом.
— А они ничего на этот счет не намерены сказать?
— Дело есть дело, — сказала она ровным голосом. — Я подъеду на обычное место в три часа.
Все последующие дни они после обеда работали в купальне.
Родители никак не выражали своего отношения к присутствию Джерри и ничего не говорили о том, собираются ли они вернуться в Сан-Франциско. Мать работала в оранжерее, где огромные вентиляторы уносили избыточное тепло; отец наверстывал время, пропадая на псарне. За обедом оба разговаривали с ней с вежливостью незнакомцев на официальном банкете. Иногда отец рассказывал о каком-нибудь представителе семейства Койнов, который в суровую годину счел своим долгом послужить интересам страны. В одном случае это был заместитель министра обороны, в другом — посол в недавно переименованной африканской стране, в третьем — личный советник Франклина Делано Рузвельта. Родители постоянно старались напомнить ей, что это были люди ее круга. Люди правящего класса.
