Розмари Роджерс - Связанные любовью
— Он упомянул о том, что его нынешний образ жизни требует больших расходов. Какой это образ жизни, не хочется даже думать. — Софья поежилась. — Думаю, у него большие долги.
— Может быть, он лишь недавно встретился с моим кузеном, — задумчиво произнес Стефан, уже готовый возложить всю вину на плечи Говарда Саммервиля. — Говорят, в последнее время он скрывался от кредиторов в Париже.
Софья откинула со лба высохшие и уже успевшие завиться золотистые пряди. Стефан отвернулся — больше всего на свете он хотел бы зарыться лицом в эту шелковистую массу, вдохнуть ее аромат. Но удовлетвориться пришлось только тем, что он убрал ей за ухо одну прядку.
— Вообще-то не так уж и важно, как именно сэр Чарльз узнал о письмах, — не совсем твердым голосом сказала она.
— Пожалуй что да, — согласился Стефан. — Удивительно только, что он решился шантажировать одну из самых влиятельных женщин России на основании всего лишь неопределенного подозрения о существовании неких писем.
— Наверное, он предполагал, что моя мать испугается и поддастся шантажу, не потребовав никаких доказательств. А когда она отказалась платить, послал своих людей в Англию в надежде, что они отыщут письма раньше, чем их найду я.
Стефан схватил ее за плечо:
— Что вы сказали? Сэр Чарльз посылал своих людей в Мидоуленд? — И прежде чем она успела ответить, он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: — Ну конечно. Браконьеры, о которых говорил Бенджамин. Но почему вы ничего мне не сказали?
— Это мы с вами уже проходили.
Она попыталась отодвинуться, но Стефан не собирался сдаваться так легко.
— И пройдем, если понадобится, еще не раз, — обманчиво мягким тоном предупредил он, вдыхая ее теплый запах. Даже когда она раздражала его сверх всякой меры, он все равно хотел ее. Безумно. Отчаянно. — Вы научитесь доверять мне.
Глава 18
Надо дышать, напомнила себе Софья. Комната вдруг как будто съежилась, и весь мир сократился до нависшего над ней прекрасного лица Стефана.
Усталость ломила тело, и рана пульсировала болью, но потребность утопить ужас последних дней в объятиях этого мужчины превосходила все прочие желания. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, под полной защитой, хотя и вряд ли смогла бы найти этому чувству разумное объяснение.
И что самое удивительное, такое положение дел нисколько ее не пугало. Скорее наоборот.
Сопротивляясь желанию еще больше сократить разделявшее их расстояние и ощутить обжигающий вкус его поцелуя, Софья рассеянно потрогала пальцем повязку на шее.
— Мы говорили о Чарльзе Ричардсе, — напомнила она слегка охрипшим голосом.
— Неужели? — Он уже поглаживал ее обнаженные предплечья, подбираясь все выше и выше, к коротким рукавам сорочки.
Нет, нет, нет. Она сделала глубокий вдох. Нельзя отвлекаться. Нельзя. Сначала нужно успокоить мать. Убедиться, что с ней все в порядке.
— Да, говорили. — Софья представила, как беспокоилась мать и сколько всего ей пришлось пережить. Что бы ни говорил Стефан, они любили друг друга и заботились одна о другой. — И позвольте напомнить, что, пока мы здесь сидим, сэр Чарльз может сбежать.
Он отстранился и посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.
— Вы, возможно, уже убедились, что у меня длинные руки. В конце концов я заставлю его заплатить за все злодеяния.
Она закатила глаза — боже, какая самоуверенность.
— Как бы вы ни были уверены в своих возможностях, мне все-таки нужно поскорее попасть в Санкт-Петербург.
— Я уже пообещал, что уведомлю графиню о вашем состоянии.
— А если сэр Чарльз попадет в Петербург раньше и обманом убедит мою мать заплатить прямо сейчас?
Ее упрямство определенно действовало ему на нервы.
— Сэр Чарльз не в том состоянии, чтобы добраться до вашей матери. Откровенно говоря, я вообще не уверен, что он выживет после полученной от вас раны. В таком случае вы лишили меня права на месть.
Софья поежилась. Она нисколько не переживала из-за того, что ударила врага ножом. Пусть даже он и умрет — не жаль. Только бы не тронул больше никого, не причинил боли другой женщине.
— Наверняка мы ничего не знаем.
Какое-то время оба молчали. Стефан смотрел на нее со все более возрастающим скептицизмом.
— Вы ведь спешите в Санкт-Петербург не только поэтому, да? Есть и другая причина?
— Мне нужно быть дома, с семьей. После всего, что я перенесла, в этом ведь нет ничего странного?
— Странного ничего, но это определенно подозрительно. Вы — женщина непростая, а у таких женщин редко бывает только один мотив. Мне понятно ваше желание поскорее воссоединиться с семьей, но ваша спешка объясняется и чем-то еще. — Он снова сжал ее руки — не сильно, не до боли, но как будто давая понять, что ему не нравится ее скрытность. — О чем вы мне не говорите? О чем умалчиваете?
Почему он так настойчив? И откуда у нее это чувство, что вся ее жизнь принадлежит ему?
— Согласна, у вас было право знать, зачем я приезжала в Мидоуленд. В конце концов, это ваш дом. Но причины моего желания вернуться в Санкт-Петербург не касаются никого, кроме меня самой.
Вызов был брошен, и его глаза тут же вспыхнули опасным блеском.
— Нет, Софья. Вы сами вторглись в мою жизнь, так что теперь не жалуйтесь. Я не допущу, чтобы вы что-то скрывали от меня.
— Я приезжала в Англию для того, чтобы помочь матери, — ответила она, пытаясь не поддаться накатившей вдруг панике. — У меня и в мыслях не было вторгаться в вашу жизнь.
Его взгляд опустился к лифу сорочки.
— Но закончили вы в моей постели. Сердце пропустило еще один удар.
— Это здесь ни при чем.
Если бы только он не был герцогом Хантли, а она дочерью княгини Марии. Если бы они были просто мужчиной и женщиной, без обязательств перед семьями.
Как легко было бы ей влюбиться в него.
— Стефан, — прошептала она, — отпустите меня.
— Никогда, — с ледяной уверенностью ответил он. — Вы — моя.
— Я начинаю думать, что по-настоящему сумасшедший не он, а вы.
— Очень даже может быть. — Он поймал ее настороженный взгляд. — И все же почему вы так спешите вернуться в Санкт-Петербург?
Софья демонстративно вздохнула — нет, таких упрямцев ей еще не встречалось. Слушает ли он вообще, что ему говорят?
Да и стоит ли с ним спорить? Только головную боль заработаешь да щелчок по собственной гордости.
— Когда сэр Чарльз увез меня с постоялого двора, мне пришлось оставить там свои вещи, — бросила она раздраженно.
На его лице появилось какое-то странное выражение.
