Мэри Уайн - В постели с незнакомцем
Элен поманила Анну в спальню. Она положила письмо на кровать, помогла Анне раздеться, оставив ее в одной рубашке.
Наступало раннее лето, воздух был теплым. Огонь в камине бросал блики на каменный пол.
Элен удалила из волос Анны шпильки. Однако она не стала заплетать ей косу, оставив волосы распущенными по спине и плечам.
— Ну вот. Теперь вы можете читать письмо. Как будто вы встречаетесь с ним ночью.
Элен положила щетку на туалетный столик. Две горничные помогли натянуть над кроватью полог. Усевшись на постели, Анна пальцами сломала печать.
Элен отправила горничных, задержавшись для того, чтобы погасить свечи, и оставила гореть лишь одну на туалетном столике. Желтое пламя свечи плясало над листом бумаги, который Анна разложила на столике. Лежавшее рядом перо поблескивало в ее свете и казалось волшебным.
— Насладитесь письмом, госпожа, и непременно напишите ответ. Курьер уедет завтра на заре.
В спальне воцарилась глубокая тишина, в которой можно было слышать, как потрескивают поленья в, камине.
Анна слышала посвистывание ветра за окном. Она сидела в постели, но Элен позаботилась о том, чтобы подоткнуть вокруг нее одеяло.
Она развернула пергамент. На странице заплясали аккуратно выведенные черными чернилами буквы. Анна впилась в слова, словно заново знакомясь с мужчиной, который когда-то привез ее из Уорикшира. Они никогда не говорили о простых вещах. Сейчас Бродик писал о них. Говорил о том, что он любит и чего не любит. Оказывается, он предпочитал слабое пиво элю и вереск розмарину. В письме было много дат, оно было похоже на дневник. Бродик датировал начало каждой записи, тем самым позволяя ей понять, что он думал о ней каждую ночь. Несколько капель воска на пергаменте свидетельствовали о том, что он оставался на ногах после захода солнца, чтобы написать ей.
То, как они любили, потрясало и возбуждало, в их телах рождались жар и страсть. А это письмо было интимным совсем по-другому. В нем были нежность и доверие, поскольку он делился с ней такими мелочами, которые иногда можно было назвать глупостями или пустяками. Это делало его еще более дорогим и близким.
Выбравшись из своего кокона, Анна подошла к столику. Было такое впечатление, будто Бродик находился рядом. Как только она макнула перо в кувшинчик, она ощутила, что одиночество впервые после его отъезда отступило. Острое перо тихонько скрипело по бумаге, она снова и снова макала его в чернильницу. Она была предельно аккуратна, чтобы не размазать чернила.
Не важно, что процесс этот был медленный. Она заботилась о композиции, обдумывая следующую строчку. Свеча почти догорела, когда Анна начала вторую страницу, рассказывая о мелочах, как это делал и он в своем письме.
Ее занятие прервал стук в дверь. Элен стояла, держа и руке фонарь.
— Я как раз заканчиваю.
Подув на последнюю строку, Анна удостоверилась, что чернила высохли, и сложила письмо. Подержав и покрутив воск над свечой и дождавшись, когда он расплавится, Анна прижала его к тому месту, где встречались края пергамента. После этого она приложила к этому месту печать и подержала ее, пока холодный металл не забрал жар из воска.
Когда Анна оторвала печать от застывшего воска, на нем осталось изображение поднявшегося на задние лапы льва.
— Благодарю, что подождала, Элен.
— Это было для меня удовольствием.
Элен поставила фонарь на пол и подошла к кровати. Сдвинув простыню, она дождалась, когда Анна возвратится в постель, и задула свечу. Забрав письмо, ушла.
В спальне стало тихо и темно. Анна чувствовала, что в чреве таится новая жизнь. Это ощущение было похоже на легкое похлопывание крылышек бабочки. Возможно, ей показалось. Анна задержала дыхание, но похлопывание крылышек возобновилось снова, подтверждая тем самым, что она вовсе не придумала это. Положив руку на слегка раздавшуюся талию, она стала баюкать ребенка.
Он будет рожден в любви, даже если ей доведется увидеть, что его станет качать Мэри. Многие матери жертвуют не меньшим ради своих детей. Слезы закапали на подушку. Она не станет сожалеть о любви, даже если это разобьет ей сердце. Полюбить — значит по-настоящему ощутить в первый раз вкус жизни.
Но ее младенец нуждался в большем. Ее жизнь была примером того, что случается, если ты пытаешься противопоставить любовь тому, как устроен мир. Мэри была бы законной хозяйкой Стерлинга. Если бы Анна призналась во всем Бродику, она могла бы остаться его любовницей, а ее дети вели бы точно такую жизнь, как и она, пока жила в Уорикшире.
Но если она вернется в Уорикшир и позволит Мэри притвориться, что это ее ребенок, этот ребенок заполучит все выгоды легитимности, а Бродик приобретет отданные в виде приданого земли.
Анна вытерла слезы со щек. Это будет сделано. Но не раньше рождения ребенка.
С этой мыслью она заснула. И во сне перед ней являлось лицо Бродика.
Двор шотландского короля
Появиться при дворе было совсем не простой задачей. Бродик провел пять дней в поисках места, где он мог бы приклонить голову. Когда король бывал в городе, большинство лучших домов сдавались в аренду, а Бродик не содержал своего городского дома. Его отец также всячески избегал двор. Сколько он ни ездил к королевскому замку, это нисколько не приблизило его к королю. За ним следовал его гардероб, что еще больше усложняло дело.
Город был полон людьми. Различные расцветки клетчатых пледов свидетельствовали о принадлежности титулованных особ к разным кланам. Представители некоторых кланов сохраняли верность килтам из простой шерсти без клетчатых нашивок. Не все кланы приняли новейшие виды килтов.
Прошло две недели, прежде чем Бродик смог появиться при дворе. Оказаться там раньше означало бы пустую трату времени. Первое, что он должен был сделать, — это послать официальное сообщение гофмейстеру короля о том, что он прибыл по призыву.
Король Яков Стюарт был воспитан придворным окружением. Его мать давно лишилась головы в английском замке. Он стал наследником трона Елизаветы Тюдор по иронии судьбы, поскольку именно она подписала смертный приговор его матери.
Однако это, судя по всему, не имело сейчас значения. Бродик вошел в зал для приемов и увидел, что он заполнен послами со всего мира. Они были разодеты в пышные наряды, за ними следовали их свиты. Звучали иностранные языки — португальский, французский, итальянский, испанский.
Бродик не смог сдержать своих эмоций, когда увидел, сколько людей пребывают в ожидании королевского приема. Это был всего лишь наружный зал. Они даже не дошли еще до центрального зала. Яков мог заставить их ожидать хоть целый месяц, если будет не в настроении.
