Кэрри Лофти - Поцелуй воина
Когда бальзам обжег глубокий порез на его плече, он крепко стиснул губы. Другая, еще более глубокая рана под самой ключицей еще ждала обработки, но Джейкоб решил, что не доставит Фернану удовольствия увидеть, как он морщится от боли.
Габриэль, промокал тканью свой затылок. Темные пятнышки крови испачкали ткань и его свободный белый капюшон. Джейкоб посмотрел на Аду, она лежала, распростертая на простой койке, и подумал, сколько плоти этого человека осталось под ее ногтями.
– Ну а теперь объяснись, – сказал Габриэль. – Ты непростительно рисковал своей жизнью, вломившись туда так, как ты это сделал.
– Это не наше дело, – сказал Пачеко.
Джейкоб с трудом улавливал суть их разговора, их слова путались в его мозгу. Ада гораздо лучше владела кастильским языком. Нет, она была настоящим мастером. Поистине одаренная.
– Наставник, его действия подвергли нас опасности, и я по крайней мере хотел бы знать почему.
– Следи за своим языком, послушник.
Габриэль, пробормотав извинения, сцепил руки за спиной и отвернулся к единственному в комнате окну. Толстое грязное стекло было почти непрозрачным, но свет от двух горящих в комнате факелов отразился на его лице.
Пачеко устало вздохнул и вернулся к ранам Джейкоба.
– Вот эту, у тебя под ключицей, возможно, потребуется зашить. У тебя есть доктор, который займется тобой?
– Один из ваших, без сомнения, – процедил Фернан.
Джейкоб отрицательно покачал головой и неуверенно провел рукой по волосам. Пот высох, и кончики кудрей стали на ощупь как солома.
– Врач ее сиятельства – христианин. Пачеко вопросительно поднял бровь. – Чей?
– Графини де Вальдедроны. Я был в отъезде вместе с ее людьми и вернулся только сегодня днем. – Он снова взглянул на Аду, она была бледна. Бессильное чувство гнева и печали наполнило его. – Я обыскал весь дворец, но Ада снова исчезла.
– Исчезла? – Половину лица Габриэля освещало пламя факела, другая оставалась в тени. – Ее похитили?
Джейкоб зашипел, когда Пачеко коснулся раны на его ключице. Он мог вынести боль телесную, но боль, которую причинила Ада, закралась гораздо глубже. Жизнь в Кастилии состарила его больше, чем он хотел думать.
– Нет. – Он тяжело вздохнул, подыскивая слова. – Я думаю, что она была там по своей воле.
Габриэль нахмурился.
– Зачем?
Встретиться взглядом с бездонными глазами этого человека было вызовом. Признать правду было почти невозможно.
– Она зависела от опиума.
Три доминиканца окаменели. Их взоры обратились к Аде. Она всегда выглядела такой спокойной, когда спала, убаюканная наркотиком.
– И она была готова продать себя в рабство?
В лице Габриэля не было ни намека на сочувствие.
– Наверное, ее долги были слишком велики.
Месяцами не проливавшиеся слезы подступили к его горлу. Джейкоб хотел спать, спать без тревог. Его преданность не принесла никому из них ничего хорошего.
– Я не мог оставить ее. Она никогда бы не нарушила обещание, если бы была здорова. Ее выбор теперь не ее собственный.
Пачеко завязал последний бинт.
– А как ты связан с ней?
– Мы оба приехали из Англии и служим донье Вальдедроне. Я... ее друг.
– И более того, если бы ты добился своего, еврей? – спросил Фернан. – Но она не захотела тебя, не так ли?
– Фернан. – Предупреждающий тон Пачеко заставил его замолчать. – Мы поможем всем, чем сможем, и доставим вас обоих в резиденцию доньи Вальдедроны здесь, в Толедо.
– Нет-нет, пожалуйста! – воскликнул Джейкоб.
– Прошу прощения?
Джейкоб встал и натянул свою тунику и кольчугу, его разум был в смятении. Он прижал ладони к глазам, чувствуя, как усталость и горе давят изнутри. Он слишком устал, чтобы дальше заботиться о ней.
Это было хорошее решение. Она никогда не простит его, но, возможно, она выживет, и станет сильной, и избежит этой ужасной полужизни.
– Умоляю вас, – тихо произнес он. – Возьмите ее с собой.
Габриэль внимательно разглядывал безмятежное лицо Ады, мысленно возвращаясь к жестокости, которую чувствовал в борделе – в той черной смертоносной волне. Он целый год не держал в руках меч. Он скучал по нему так же, как и сожалел об утрате силы, статуса и власти, которые когда-то принадлежали ему.
Но просьба молодого Джейкоба вырвала его из этой картины фальшивого покоя.
– Что?
– Вы братья ордена Святого Сантьяго. – Джейкоб по очереди посмотрел каждому из них в глаза. – И ваш монастырь находится на востоке, в Уклесе, si?
Пачеко кивнул.
– Это верно.
– Пожалуйста, возьмите ее с собой.
Старые страхи побежали по коже Габриэля. Эта девушка была опасна.
– Нет.
Джейкоб расправил плечи, разбередив свою рану на ключице. Но он встал прямо, чтобы посмотреть Габриэлю в глаза.
– Ты у меня в долгу за спасение твоей жизни.
– Это твои действия изначально подвергли нас опасности.
– Я спас тебя, – сказал Джейкоб. – Отплати мне и спаси ее.
– Ты сам не можешь?
Те же самые гордые плечи опустились.
– Я... я пытаюсь. Все, что я могу придумать и сделать, – все безуспешно. – Джейкоб больше не смотрел ни на Пачеко, ни на Фернана. Он умолял только Габриэля. – Я прошу ради нее.
– Нет.
Пальцы Джейкоба сжались в кулаки.
– Ты отказываешь нуждающейся душе? Что ты за человек? Что ты за христианин, слуга Господа?
Фернан фыркнул.
– Уж побольше, чем ты, еврей.
Джейкоб бросился к Фернану и повалил его на землю, Габриэль и Пачеко с трудом оттащили его. Джейкоб шипел и брыкался, целясь ногой Фернану в бок.
– Я убью его!
Габриэль держал его за голову, пока тот не успокоился.
– А я сделаю вид, что не слышал, как ты говорил это. Судья вряд ли благосклонно посмотрит на еврея, изрекающего такие угрозы.
С трудом поднимаясь на ноги, Фернан вытер кровь.
– Я хочу, чтобы его посадили в тюрьму.
Пачеко успокаивающе поднял руку.
– Хватит, Фернан. Мальчик расстроен, а ты можешь вывести из себя даже святого.
Фернан сплюнул и вытер губы дрожащими пальцами, оглядываясь в поисках, чем бы вытереть их, кроме монашеского одеяния.
– Ой, да давай уже забирай ее, Габриэль. Что еще хуже может случиться? Она без сознания, чувственная и совершенно уязвимая женщина, которая будет зависеть от твоей заботы каждую минуту днем и ночью. – Он хихикнул. – Едва ли это вообще испытание.
– Я могу позволить ему закончить то, что он начал, – сказал Габриэль. – Сомневаюсь, что исход будет в твою пользу.
Пачеко встал между ними.
– Вы ведете себя как дети, а не как монахи-доминиканцы. – Он показал на соседнюю комнату. – Фернан, оставь нас.