Лаура Паркер - Шалость
Пока он стоял к ней спиной, Джапоника боролась с искушением вырвать руку и пуститься в бегство. Теперь, когда он наконец отпустил ее, Джапонику начало трясти. Его кошачий взгляд и кошачьи уловки пугали девушку. И все же если она убежит сейчас, то каковы у них с виконтом и няней шансы выбраться из Багдада? Нет, неудача недопустима. Но как она могла достойно противостоять тому, кто был, возможно, не из числа смертных? В области колдовства и чародейства у нее опыта не было. Все, что она могла противопоставить хозяину дома, это отчаянную решимость добиться своего, продиктованную страхом смерти от рук французов.
Она сделала несколько шагов следом за Хинд-Дивом и крикнула ему в спину:
— Нетерпение редко приносит добрые плоды, сагиб. Он не удостоил ее ответом. Только у входа в шатер на дальнем краю двора оглянулся и спросил:
— А вы стоите моего терпения, амиях?
Джапоника глубоко вздохнула. Ноздри защекотал аромат жасмина, усиливающийся к ночи. Див назвал ее так, как называют самых последних служанок. Ее страх испарился под напором горделивой ярости — в ней заговорил неукротимый дух Фортнамов. Див вошел в шатер, и Джапоника рванулась следом. Будь он человек или дьявол, так просто ему от нее не отделаться!
Невидимые руки раздвинули перед ней портьеры, закрывающие вход. На этот раз она даже не удивилась. Этот шарлатан опять проделывает свои трюки. Во второй раз ему не удастся позабавиться. И все же мужчина, стоявший в центре комнаты, освещенной факелами, размещенными по углам, не мог не поражать воображение. Его облик был странен: он вызывал и восхищение, и отвращение одновременно, но если относительно его привлекательности мнения могли расходиться, то способность удивлять не вызывала сомнений.
Бог знает, когда он успел переодеться, но сейчас черное строгое платье сменили вышитая свободная рубаха из золотистого шелка и шаровары. Тюрбана на нем не было. Черные шелковистые волосы ниспадали до плеч, но, несмотря на это, ничего женственного в его обличий не было. Он повернул голову, и Джапоника увидела его улыбку: уголки крупного чувственного рта были чуть повернуты кверху. Улыбка соблазняла и манила. Джапоника поняла, что стоит перед лицом очередного испытания.
Он подошел к ней, и она, к удивлению своему, не испытала страха. Лишь чувствовала, что от него исходила мощь, сила, которой невозможно противостоять. Из-за экзотической раскраски истинные черты его лица разглядеть было трудно, и сама эта неопределенность делала Дива самым отталкивающим и в то же время самым влекущим человеком из тех, кого ей доводилось встречать… если только он был человеком.
Он подошел к ней ближе, чем позволяли приличия, и, наклонясь, прошептал:
— И когда, хочу я знать, ты собираешься поразить меня, бахия?
На миг, потрясающий миг, Джапоника ощутила прикосновение его щеки к своему лицу. Сквозь тонкий шелк вуали она почувствовала, как его шершавая борода прикоснулась к ее переносице. Затем он отстранился. Хинд-Див улыбался, но улыбка его не помогла ей почувствовать себя более непринужденно.
— Ты вкусно пахнешь, бахия.
— Я сама придумала эти духи, — сказала Джапоника и тут же пожалела об этом.
— Ах, значит, вот где секрет твоего волшебства. — Он протянул руку, кончиком пальца коснулся края вуали. Девушка почувствовала, что дрожит от удовольствия.
Джапоника отпрянула, надеясь, что он не заметил ее реакции. Надо проявить больше стойкости. Она поняла, где таится его волшебная сила: во взгляде его золотистых кошачьих глаз.
— И что еще ты умеешь, бахия?
Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Сказать о том, что у Дива был волевой взгляд — значит ничего не сказать.
— Я пришла по весьма срочному делу, сагиб. — Джапоника достала из рукава письмо лорда Эббота и протянула хозяину дома.
Он взял его и швырнул на стол, инкрустированный редкими породами дерева и жен чужными раковинами.
— Ты так напугана, что не можешь сказать мне о своем деле сама? Давай же, смелее. Я показал тебе свое лицо. Отчего ты прячешь свое под вуалью?
— Нет! — Она попятилась и была вознаграждена густым смехом.
— Так, значит, храбрости в тебе всего чуть-чуть. Не бойся, бахия. Красивые женщины обычно смелые.
Джапоника не знала, чем ответить на комплимент. Она лишь могла представить себе его разочарование, когда окажется, что вуаль скрывала не какую-то экзотически красивую птицу, а намазанного коричневой мазью заурядного воробья. Такой влиятельный господин, должно быть, имеет гарем, в котором одна наложница красивее другой, но и самая невзрачная из них вдесятеро красивее ее, Джапоники.
Хинд-Див направился к дивану, стоявшему в центре помещения, развалился на подушках, закрыл глаза и через несколько мгновений, судя по звукам, уже крепко спал.
То и дело посматривая на колыхавшиеся от ветерка портьеры, -которыми был изнутри завешен шатер, она боязливо приблизилась к дивану. Не мог же он заставлять ее ждать? Должно быть, опять что-то задумал.
И все же лицо Дива, так странно раскрашенное, было лицом человека, погруженного в глубокий сон. Что за невоспитанность! Джапонику так и подмывало пнуть его носком туфли. Но вместо этого она сложила на груди руки и самым уничижительным тоном заявила:
— А еще говорят, что Хиид-Див какой-то необыкновенный! Врут люди. Все, что увидела я, — это парочка трюков, достойных уличного факира, да и те дались ему непосильным трудом, утомили так, что он свалился и спит без задних ног.
Глаза его оставались закрытыми, но при этом на его губах расцвела улыбка. Позабавила ли его выходка гостьи или он смеялся над ее неуклюжестью, Джапоника сказать не могла. Она не видела его глаз.
— Проси о том, зачем пришла, амиях.
На этот раз она медлить не стала. Арабский язык хорош для приветствий, но английский лучше служил поставленной цели.
— Я прошу вашей помощи перевезти троих людей из Багдада в Бушир.
— Любой верблюд способен исполнить такое поручение, — ответил Хинд-Див на диалекте северных провинций. Неужели он думал таким примитивным способом сбить ее с толку?
— Не любой верблюд, — с теми же оскорбительными интонациями ответила Джапоника на том же наречии. Пригодились знания, которые она приобрела, выторговывая пряности в различных провинциях Востока. — Тот верблюд, которого ищу я, должен уметь спрятать свою ношу внутри собственного горба.
Хинд-Див тяжко вздохнул:
— Увы, мне такое животное незнакомо.
— Хинд-Див наверняка сумел бы вызвать его к жизни колдовством.
Она ожидала куда более бурную реакцию на дерзкое замечание, но была разочарована: Хинд-Див лишь слегка покачал головой, не отрывая затылка от роскошной парчи подушек.
