Карен Рэнни - Его единственная любовь
С одной стороны лощину защищали густые леса. Холм венчали толстоствольные сосны, что придавало пейзажу величие. Отсюда открывался прекрасный вид на долину. Здесь она искала своего дядю, зная, что это его любимое место. Она все поднималась вверх по тропе, уклоняясь от низко нависавших веток и продираясь сквозь подлесок.
Самая вершина холма была голой, как лысое человеческое темя. Когда-то здесь стояла, как лесной часовой, гигантская сосна. Но много лет назад в нее ударила молния, и она рухнула на землю с такой силой и грохотом, что земля содрогнулась.
Справа от нее был Гилмур. Окутанный утренней дымкой, он казался таким, как прежде, и, прижмурив глаза, она могла бы вообразить, что из четырех его труб поднимается дым, а двор замка полон людей, занимающихся своими делами. По ее желанию призраки оживали.
Но приземистый форт, выросший рядом с замком, при всем желании нельзя было не заметить.
Слева от нее по округлым склонам холмов раскинулся лес, дальше его волнистая линия полого спускалась в соседнюю долину. Впереди было озеро, а дальше залив, ведущий к открытому морю. Ей говорили, что море огромное, по нему неделями плывут корабли, не встречая суши. Но наградой за долгие странствия было знакомство с местами, названия которых звучали таинственно, загадочно и почти пугающе, – Константинополь, Китай, Марсель.
Лейтис раздвинула нависшие ветви и увидела Хемиша, стоявшего на вершине холма с вызывающим видом. Он был одет в килт своего клана и держал под мышкой сморщенный пузырь волынки. За его спиной возвышался недавно воздвигнутый форт Уильям. Шаловливый и непочтительный ветер поднимал сзади полы его юбки, но, похоже, его не беспокоило, что англичане могут видеть его голый зад.
– Ты делаешь глупость, дядя, – сказала Лейтис резко. Он хмуро взглянул на нее, и его лицо казалось особенно свирепым, когда кустистые седые брови, походившие на жирных гусениц, сошлись на переносице.
– Я не позволю отчитывать себя девчонке, – сказал он с яростью. – Особенно если речь идет о волынке.
– Уже много лет, как я перестала быть девчонкой, дядя. И ты это знаешь. – Лейтис уперлась кулачками в бедра и прожигала его взглядом. – Сейчас игра на волынке приравнивается к предательству. Это запрещено законом. Или ты забыл об этом?
– Английские законы! Я их не признаю! – Он выпрямился во весь рост и уставился на нее.
Ей тяжело было смотреть на него. Когда-то он был здоров как бык, а за последние два года съежился. Его борода поседела под стать волосам. Но взгляд все еще сохранял упорство и неукротимость.
– В клане есть люди помоложе тебя, дядя, и они не заслуживают страданий.
Она знала, что англичане будут насаждать свои законы, невзирая на вызов и заносчивость шотландцев.
Она знала, что английские солдаты никогда не уйдут из форта Уильям. Как ни грустно, но она давно это поняла, а Хемиш все еще не осознал.
– Уходи. – Она мягко потянулась к нему и коснулась его руки.
Но он уже не слушал ее, напротив, отвернулся и снова заиграл на своей волынке. Она посмотрела на него, а потом на форт Уильям за его спиной. Солдаты высыпали из форта, как колония красных муравьев. Как это ни глупо, ей хотелось, чтобы они не слышали звука его волынки.
– Англичане идут, – сказала она.
Это означало новые угрозы, новые акции жестокости. Что предпримет майор Седжуик сегодня? Отберет их скот? Они давно его потеряли – и коров, и овец. Потравит их посевы? И это уже было. Отнимет их имущество? Он уже обчистил всю их деревню до нитки, изъял у них все ценное, что они не успели припрятать в соседних пещерах.
– Ты должен спрятать волынку. – Она старалась подавить желание сказать дяде что-нибудь резкое. Но сердиться на него бессмысленно. В каком-то смысле он все еще жил в прошлом, когда Макреи были некоронованными королями этой страны. – И сам спрячься, Хемиш, спрячься как следует, – предупредила она.
Она оставила его, ушла без оглядки, не зная, принял ли он ее совет. Хемиш поступил бы по своему усмотрению, несмотря на все ее уговоры и веские доводы.
Когда Лейтис спустилась с холма, английские солдаты добрались до деревни. Тех, кто не успел быстро собраться, грубо выволакивали из домов. В деревне оставалось всего двадцать семь жителей, хотя в прежние времена их было более трехсот. Но то было в пору ее юности, когда единственными англичанами в Шотландии были войска генерала Уэйда, строившие дороги.
Она быстро направилась к центру деревни – месту сбора ее жителей. Майор Седжуик сидел верхом на лошади в окружении верховых офицеров. Он был одет, как обычно, в красный мундир, в котором казался почти квадратным. Отвороты мундира были подколоты булавками. На нем были синие бриджи, сапоги и пояс из буйволовой кожи. Его золотистые волосы были собраны на затылке в косичку. Последние отблески солнца освещали его, пробиваясь сквозь темные клубящиеся облака.
Она подняла руку и крепче затянула на себе шаль, стараясь не поддаться яростному ветру и ощущая внутри холод, вызванный вовсе не погодой. Она посмотрела Седжуику прямо в глаза, когда его взгляд остановился на ней.
– Что они делают, Лейтис? – спросила подошедшая сзади Дора.
Лицо пожилой женщины было напряженным и взволнованным.
Лейтис только неопределенно покачала головой.
– Что еще они могут сделать? – спросил Ангус, тяжело опираясь на палку и хмуро глядя на английских солдат.
Майор напоминал крысу своим узким лицом и острыми зубами. А приказы он выполнял с величайшим пылом. Ну, к примеру, следует научиться у англичан побеждать – заставь людей голодать, и у них пропадет желание бунтовать. Сначала они будут хоронить стариков, потом детей и очень скоро покорятся без всяких условий.
Она опустила глаза и уставилась на землю под ногами, желая только одного – чтобы он перестал смотреть на нее. Она старалась своим поведением не привлекать внимания англичан. Все женщины клана знали, как опасно оказаться в одиночку против сотни солдат в форту Уильям.
– Один из вас снова нарушил приказ о разоружении, – объявил майор.
Ответом ему было молчание, и он многозначительно улыбнулся.
– Где ваш музыкант, тот, что играет на волынке?
Хемиш уже не в первый раз прогневал англичан. И Лей-тис опасалась, что не в последний. Но ни один человек не уличил его, ни один не предал. Хотя все знали, чего это может им стоить, они оставались немы.
Майор спешился и остановился, глядя на них, с перекошенным от гнева лицом.
– Вам нечего сказать? – спросил он, подходя к Ангусу. – Если бы я пообещал тебе сытный обед и пинту пива, старик, ты заговорил бы?
– Я старый человек, майор, – прохрипел Ангус. – Мой слух куда хуже вашего. Я ничего не слышал.
