Бейтс Болдуин - Воин султана
— Если ты дошел сюда из Тизнита и твой отряд не понес урона…
Он замолчал. Наступила долгая напряженная тишина.
— Отойдем, — вымолвил Конвей, взял Дика за локоть и повел между скал.
Они прошли около сотни ярдов, через гребень и вниз по западному склону, и теперь были скрыты и от дороги, и от города. Здесь, в небольшом природном углублении среди нагромождения скал, горел маленький костер. Подошел человек, взял Шайтана за повод, отвел в сторону. Только теперь Дик заметил с десяток людей, неподвижно лежавших на одеялах ногами к огню. С полдюжины других — их головы, тела, руки и ноги были перевязаны окровавленными тряпками — сгрудились подальше, потому что от боли не могли спать. Не больше двух десятков человек подошли к костру вслед за Диком и Конвеем.
Дик оглядел молчаливую кучку людей, и сердце его упало: не больше пяти-шести человек были из отряда Конвея.
— Что это? — спросил он, заранее зная ответ.
— Все, что осталось! — мрачно ответил Конвей.
— Не может быть…
Колени Дика подогнулись, и он почти упал на землю у костерка.
— Рассказывай!
Дело обстояло еще хуже, чем он представлял. Все воины вернулись в город, по его приказу — все, кто успел: Конвей из Тизнита, Липарри из Илига, даже Ханс Эдлеман из Вадинуна. Тридцать тысяч воинов усилили гарнизон Таруданта, хотя это ничему не помогло! Зайдан, ставший правой рукой нового султана, совершил стремительный марш, напомнивший прежние атаки самого Дика. Он привел превосходящие силы из Тафилелта и Сиджилмасса, ударил через Акку и Татта и разгромил отряды Була Хукко и Хоао Перрейры, словно простые бандитские шайки, прежде, чем они успели понять, кто на них напал.
Позже, когда Омар бин-Брахим приказал запереть ворота Таруданта и засесть в осаду, шестнадцать тысяч солдатских голов забросили катапультами через городские стены — в предупреждение защитникам, какой милости им следует ожидать. Обезглавленными телами были забиты почти все каналы, по которым в город поступала вода из реки, а та, что просачивалась в ничтожных количествах, была отравлена трупным ядом.
Однако держались они стойко и удержали не только город, но и Дар Бейда. Конвей считал, что можно было даже продержаться до появления Дика, и он, несомненно, повел бы их в отчаянную, сокрушительную атаку, что, возможно, позволило бы одолеть силы Зайдана. Но прежде чем они успели подготовиться к осаде, из горных ущелий вырвалась армия эд-Дахеби, в два раза превышавшая по численности армию Зайдана, — против нее осажденные устоять не могли. Простым превосходством сил враг проломил стены и преследовал защитников по улицам и аллеям, на базарах и даже во дворе самой крепости. Двадцать четыре часа продолжалось жестокое кровавое сражение внутри городских стен. Невозможно было сделать и шага, чтобы не споткнуться о тело или не испачкаться в крови, а в стенах Дар Бейда мощеный двор стал таким скользким, что сражающиеся едва могли удержаться на ногах! Там стоял гвардейский полк, и именно там схватка была наиболее отчаянной.
Дик с трудом обрел дар речи.
— А моя семья?
Оуэн Конвей прервал рассказ на полуслове и проглотил комок, застрявший в горле.
— Ну же? — закричал Дик, потеряв самообладание.
Он никогда не повысил бы голоса на валлийца, не будь так потрясен.
— Говори! Я спросил о моей семье!
Конвей с состраданием взглянул на него.
— Все мертвы, — ответил он коротко.
— Мертвы?
Дик с ужасом осознал, что во всем виноват он.
Конвей покачал головой.
— Ты бы ничем не мог помочь им, — сказал он тихо.
— Ну нет! — свирепо прошептал Дик и поднял на Конвея страдающий взгляд. — Моя… Моя жена, мои жены?
Конвей сжал губы.
— Мертвы.
Он не хотел говорить больше, Дик ясно видел это.
— А мои женщины? — едва слышно спросил он.
— Все — все мертвы.
— А дети?
Дик еще цеплялся за надежду.
Но Конвей отвел взгляд от его измученного, искаженного болью лица.
— По крайней мере, с ними разделались быстро! — сказал он.
— Нет! Боже мой, нет! — простонал Дик. Он долго молчал. Потом спросил с горечью: — А Сол? Лерон Сол тоже?
Конвей повесил голову. Это должно было изображать кивок.
— Все! Все, кто жил в твоем доме или служил в нем! Мне очень жаль…
Дик закрыл лицо руками, подавленный страшным известием. Воцарилось долгое молчание. Затем Конвей бесстрастным тоном поспешил довести свой доклад до конца.
Немногим, очень немногим — только горстке людей, которую Дик сейчас видел — удалось пробиться к дверям, потом, медленно отступая, в коридоры дворца, пока не стало ясно, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Они слышали, как люди Зайдана вламывались в верхние комнаты — но описать это невозможно — и именно тогда убедились в том, что сражаться дальше бессмысленно, остается только спасаться. Только немногим счастливчикам удалось скрыться: четверо сумели уйти через уборные и выплыть по канализации, несколько человек спрыгнули со стен, остальные забаррикадировались в башне и спустились вниз по веревкам, связанным из нарезанных полосками ковров. Когда стемнело, они разыскали друг друга и, поскольку знали о скором приезде Дика, поднялись сюда, чтобы задержать его и помешать угодить прямо в смертельную ловушку — ведь именно он был тем главным призом, о котором мечтал Зайдан. Обнаружив, что Дика в городе нет, он вылетел на двор крепости, весь в крови, изрыгая страшные ругательства.
Дик с трудом дослушал до конца и поднялся.
— Я пойду туда! — мрачно сказал он. — Я дам ему возможность убить и меня — если не убью его первым! Ведите сюда моего коня!
— А какой в этом смысл? — возмущенно воскликнул Конвей. — В долине двести тысяч солдат, и каждый из них только и высматривает тебя и твоего белого коня! Тебе не добраться до него — во всяком случае, с саблей в руках, уж поверь мне!
— Я должен отыскать мою семью, моих детей и достойно похоронить их!
Конвей покачал головой.
— Твои намерения делают тебе честь, но это бесполезно. Ты не найдешь от них и кусочка. Думаешь, Зайдан не позаботился об этом?
Но Дик, разгневанный, не признавал разумных доводов.
— Ведите же моего коня, черт возьми!
Он повернулся и шагнул в сторону часовых, скрывавшихся у подножия холма в тени деревьев. Конвей, встревоженный безумным блеском его глаз, незаметно кивнул полудюжине людей, стоявших возле Дика. Они поняли, что его необходимо остановить, и, хотя все это им совсем не нравилось, набросились на него, скрутив руки так, чтобы он не мог дотянуться до оружия. Дик пытался вырваться, но под их весом упал навзничь. Спина его выгнулась, голова с неприятным стуком ударилась о каменистую землю. На мгновение ему показалось, что голубое утреннее небо, туманный воздух, высокие желтые скалы, бородатые лица людей, удерживавших его, — все завертелось стремительной каруселью. Потом все исчезло в ослепительной вспышке и наступила умиротворяющая тьма…
