Бейтс Болдуин - Воин султана
Открыв глаза, Дик обнаружил, что лежит среди скал возле костра. Солнце стояло выше, но ненамного — наверное, прошло часа два. Вокруг никого не было, кроме Оуэна Конвея, сидевшего неподалеку. Дик мог поклясться, что утром уэльсец был выбрит. А теперь его лицо украшала густая кудрявая бородка, еще не особенно большая, но начало было неплохое.
Но борода Оуэна Конвея волновала Дика сейчас меньше всего. Ему казалось, будто голову раскроили индейским томагавком, а потом предоставили ветру выдуть все ее содержимое. Он сел и застонал, обхватив голову руками. Конвей взглянул на него и ухмыльнулся.
— Привет! Наконец-то ты очухался.
— Наконец?
Дик с сомнением посмотрел на небо.
— Взгляни на солнце. Не прошло и двух часов. Что случилось?
— Ты приложился головой, когда упал, и тут же отключился. Болит голова? Пожалуй, стоит тебе сказать, что это случилось три дня назад!
— Три дня?
Дик попытался встать на ноги, но от усилий голова у него пошла кругом.
— Легче, легче! — удержал его Конвей. — Да, три дня.
— Я должен… — начал Дик, но никак не мог сообразить, что же он должен сделать.
— Ты должен похоронить своих? — закончил за него Конвей. — Ты все время твердил одно и то же — после того, как стукнулся головой. Надо ли напоминать тебе о том, что я уже говорил: Зайдан хорошо позаботился об этом, и, приехав в Тарудант, ты не найдешь от них и следа? Нет, нет, Дик! Запомни, что я скажу: твоих близких больше нет, и ты ничего не можешь для них сделать, разве только молиться.
— Есть еще Зайдан, — упрямо сказал Дик.
Конвей кивнул.
— Это да. И, если я не ошибаюсь, он получил ночью какое-то известие, потому что утром мы видели, как он отправился в путь.
— Как отправился? Куда?
— Сегодня утром он уехал в Агадир.
— Агадир! — воскликнул Дик, внезапно все вспомнив.
— Должно быть, он рассчитывает найти там тебя, — предположил Конвей.
Дик не ответил. Он думал. В свете нового поворота событий остальное было неважно. Все прошло, погибших не воскресить. Но теперь возникла новая опасность! Прошло почти три недели с тех пор, как отряд Майка покинул Агадир. Но они, вынужденные двигаться медленно, еще не успели достичь Мекнеса. Если Зайдан доберется до Агадира и узнает, куда они направились, — Мекнеса им не увидеть никогда!
С другой стороны, если Зайдана задержать, они успеют добраться до столицы и залечь на дно. Но с такой горсткой людей нечего и надеяться на это, да он и не имел права просить их, рисковать собой. Нет! На сей раз придется идти одному против двенадцати тысяч человек — именно столько Конвей насчитал в отряде Зайдана. Дик мрачно усмехнулся, понимая, что, хотя в глубине сознания забрезжил план, любой план, где один человек должен выступить против тысяч врагов, может очень легко провалиться.
В течение дня пульсирующая боль в голове ослабела и прошла окончательно. Лазутчики, вернувшись, сообщили, что противник, очевидно, исчерпал всю свою скорость в рывке от Сиджилмасса, потому что прошел сегодня не больше трех лиг. Дик приободрился. В таком случае Зайдану понадобится не меньше недели, и у Дика будет время осуществить свой план.
Один из людей подошел, таща за углы селхам, нагруженный оружием и одеждой.
— Все прошло удачно? — поинтересовался Оуэн Конвей.
Тут до Дика дошло, куда все исчезли и в чем заключалась цель этого дня. Был совершен набег.
— Удачно! — воскликнул человек. — Смотри сам, Оуэн! Хотя, честно сказать, это было нетрудно. Внизу страшная толчея. Мне кажется, там больше любопытных и бродяг, чем воинов. В таком беспорядке человеку, знающему, что ему нужно, остается лишь ходить среди них, брать, что надо, и спокойно удаляться. Часовые зевают по сторонам — никакой дисциплины!
Вечером у костра они обсудили дальнейшие действия, и никто не стал возражать, когда Оуэн сказал, что пора двигаться с места. У всех были кони и оружие, а набег на лагерь Зайдана обеспечил воинов таким количеством одежды, что они смогли избавиться от последних остатков формы. Кроме того, удалось раздобыть немного золота и даже кое-что из продовольствия. Оставалось только выбрать направление. Все решили — кроме Дика, не принимавшего участия в обсуждении, — что лучше всего двигаться на юг. Но некоторые считали, что разумнее отправиться по караванной тропе на Тимбукту, поскольку оттуда ведет несколько дорог на побережье. По мнению других, безопасней и надежней двигаться по более незаметным дорогам через Вадинун к югу, прямо вдоль побережья до устья Сенегала, где, несомненно, стоят корабли из Европы. Они так и сяк обсуждали это, пока Оуэн Конвей не обратил внимание на то, что Дик молчит.
— А ты, Дик? — спросил он. — Что скажешь?
Все умолкли и уставились на него. Дик заговорил медленно, осторожно выбирая слова, чтобы его правильно поняли и не сочли неблагодарным.
— Выбирая для себя, я бы выбрал дорогу вдоль берега — ведь если море все время справа, заблудиться почти невозможно. К тому же я слышал, что на этом пути больше колодцев.
Конвей удивленно посмотрел на него.
— Разве ты не идешь с нами?
Дик покачал головой.
— У меня есть одно неоконченное дело! Мне нужно в Мекнес…
Люди возмущенно зашумели, некоторые заспорили, но Дик поднял руку, и все стихло.
— Вы не заставите меня передумать, — улыбнулся он, — и я не стану просить никого из вас идти со мной — это могу сделать только я сам. Ступайте своей дорогой, и да благословит вас Бог и поможет успешно добраться до дома. Приведите моего коня, дайте какую-нибудь одежду, чтобы сменить эту форму, и спасибо вам за все. Прощайте!
Ему подвели белого коня, взамен яркой формы дали простой, потрепанный шерстяной джеллаба и грязный серый тюрбан, вручили широкий нож-кумийу, короткую саблю и хороший ятаган с прочным лезвием. Огнестрельного оружия у них не было. Они настояли, чтобы Дик взял небольшой запас бобовой муки и сушеной баранины. Утром воины выехали все вместе, скрываясь между скал от неприятельской армии, и доехали до развилки дороги на Тизнит. Здесь Дик простился с товарищами; они повернули на юг и исчезли среди унылых скал.
Когда последний из них, помахав рукой, скрылся из виду, Дик свернул вдоль реки, направляясь к возвышенности, господствующей над долиной, и ехал вперед, пока долина, расширившись, не превратилась в сравнительно большую луговину. На другой стороне горы Атласа поднимались, словно длинные пальцы, а между ними — он знал это — бесчисленные безымянные горные потоки стремились через препятствия, чтобы слиться с Квед Сус. В дальнем конце луговины извивалась ненаезженная дорога, уходя зигзагами к северу, на Ифгиг и Тизи Маху, а дальше на Марракеш. Дорога была узкой, поднималась на кручи, проходила по узким карнизам и считалась весьма опасной, но это был кратчайший путь в Мекнес.
