Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Том знал, что он сейчас раздувал из мухи слона, но ничего не могло заставить его так сильно хотеть вытащить вилы своего адвоката дьявола, чем когда кто-то пытался выставить себя в качестве его морального надзора.

— Новое начало? — сказал Том, задирая голову и мысленно затачивая зубцы своих вил. — Боюсь, я не слишком хорошо осведомлён о природе религии волшебников. Волшебники верят в реинкарнацию?

— Это не совсем религия, но это моё личное убеждение — и оно разделяется большинством волшебников и ведьм, — что душа волшебного существа бессмертна и продолжает жить после физического ухода тела.

— По-моему, это звучит как религия, — заметил Том, и его подмывало спросить, была ли у боггартов душа. Он догадывался, что раз в учебниках они не были классифицированы как «существа», то нет. Но подмечать это и злорадствовать по поводу моральных последствий инцидента или их отсутствия — это было слишком для него. — Вы уверены, что нет Рая волшебников? А если есть, не думаю, что сокурсники с моего факультета хотели бы в него попасть, если они не будут уверены, что им не придётся делить его с маглами.

— Что происходит в потустороннем мире, зависит от твоего воображения, — ответил Дамблдор, внимательно рассматривая Тома. Выражение лица Тома не скривилось в насмешливый оскал, как это было при преподобном Риверсе. Он спокойно встретил взгляд Дамблдора и не собирался отводить глаза или моргать, даже когда его веки стало покалывать от того, что он слишком долго держал их открытыми. — Но лично я считаю, что смерть — это лишь следующее великое приключение.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Том, надеясь, что он не звучал так недоверчиво, как он себя чувствовал, — Вы хотите сказать, что мы должны с нетерпением ждать смерти?

— Я лишь предлагаю, что, когда время придёт — а время приходит каждому, — мы не должны встречать его со страхом, — сказал Дамблдор, одаривая его приятной улыбкой.

— Ну, полагаю, я буду держать это в голове, когда вернусь в Лондон на лето, — ровным голосом сказал Том.

— Том, я тебе сочувствую. Твоя ситуация далека от идеала, и я понимаю, что ты чувствовал, будто власти школы не те люди, кто готов протянуть тебе руку помощи, — Дамблдор говорил так убедительно, сверкая из-за своих очков в проволочной оправе, что на несколько секунд Том почти поверил старику. — Я знаю, что я не смог предложить тебе помочь в твой первый год, и было бы халатностью отмахнуться от твоих опасений. Я верю, что я смогу предложить тебе решение, которое даст тебе некоторое душевное спокойствие.

— «Душевное спокойствие»? — эхом откликнулся Том. — Это же не какое-то убедительное доказательство существования Рая волшебников?

Дамблдор выдвинул ящик стола, покопался в нём пару секунд и достал нечто, что выглядело как пуговица на нитке. Большая пуговица, напоминавшая те, что были на старых пальто и макинтошах, круглая и сделанная из дерева вместо бакелита, с четырьмя дырочками в центре, за которые её можно было бы пришить к одежде.

Дамблдор держал её над столом, повернув и показав её Тому. Это была всего лишь деревянная пуговица, подвешенная на куске бечёвки, какой скрепляли посылки для совиной почты.

— Это одноразовый портключ, — сказал он, — который активируется, если ты постучишь по нему палочкой и скажешь «Дамблдор». Я рассчитываю, что ты станешь его использовать только в самых крайних случаях. Хогвартс будет закрыт на лето, а я буду снова путешествовать за границу и не смогу встретить тебя лично. Поэтому этот портключ отправит тебя в Хогсмид на крыльцо одной из таверн. Хозяин бара предоставит тебе ночлег, пока в Лондоне не станет достаточно безопасно.

Том взял пуговицу и провёл по ней пальцами. Она выглядела как пуговица и ощущалась как пуговица, как будто в ней не было ничего волшебного:

— И Вы даёте мне это сейчас, сэр?

— Случай на твоём уроке защиты от Тёмных искусств заставил меня надеяться, что ты бы искал помощи от других, если бы тебе её предоставляли, — сказал Дамблдор, задвигая ящик и складывая руки на столе. — Я просмотрел воспоминания Галатеи о том, что случилось в тот день, и невербальная техника заклинаний, которую ты продемонстрировал, мне показалась знакомой. Эта техника заклинаний ставит силу выше точности, и она излюбленна школами, которые преподают боевую магию, — наступательный подход, которому не обучают в Хогвартсе, где мы ставим упор на защиту. Мне любопытно, где ты научился этому.

— Она мне кажется интуитивной, — сказал Том с некоторыми подозрениями о том, вокруг чего на цыпочках ходил Дамблдор, вместо прямого вопроса. — Странные вещи происходили со мной, когда я был младше, но теперь я знаю, что это была случайная магия. Я не знал никаких заклинаний, у меня даже не было палочки для настоящих движений, поэтому мне всегда казалось возможным творить волшебство без необходимости следовать указаниям учебника. Одного желания или потребности было достаточно, чтобы всё случилось.

— Ты хочешь ещё что-то мне рассказать, Том?

— Нет, сэр, — сказал Том. — Ничего.

— Очень хорошо, — сказал Дамблдор. — Я должен попросить тебя быть более осторожным с такой магией в будущем. Тонкость и точность — полезные магические навыки, которым волшебник не сможет хорошо обучиться, если всегда будет рассчитывать только на силу. Некоторые решения нельзя найти, лишь приложив больше силы. Алхимия, магическая дисциплина, которую я преподаю выпускникам, — один из таких примеров.

— Спасибо за Ваш совет, — Том сжал свою пуговицу-портключ в руке, ощущая, как круглые края впиваются в его ладонь. — Это всё, сэр?

— Я с нетерпением жду тебя на уроках в следующем семестре, — сказал Дамблдор, отряхивая крошки со своей фиолетовой мантии. Он вытащил палочку из рукава и постучал по чайному подносу, который исчез с тихим хлопком. — На следующей неделе ты узнаешь это официально, но я счастлив сказать, что у тебя лучший результат на всём курсе по экзамену конца семестра.

Случай со Шкафом, как его прозвали в общей гостиной Слизерина, помог Тому укрепить свою репутацию на факультете. Когда он занял первое место в своей возрастной группе в дуэльном клубе, потеснив предыдущего чемпиона — четверокурсника Абраксаса Малфоя, она была забетонирована.

Это даже не было так сложно.

Малфой был на год впереди по программе защиты от Тёмных искусств, но Том уже прошёлся по учебникам в библиотеке, и он мог отразить каждое проклятие и порчу. Они были более-менее равны в скорости и рефлексах — Малфой играл в квиддичной команде факультета, — но преимущество Малфоя было в виде малоизвестных заклинаний, о которых Том никогда не слышал, скорее всего, из их семейной библиотеки.

Том решил сравниться с ним собственными инновациями: он наложил Вингардиум Левиоса без слов на мантию Малфоя — заклинание Левитации было наиболее эффективным, если было направлено на неодушевлённые предметы вместо живых существ, — и тут же дополнил его двумя резкими и точными Флиппендо в плечо и локоть, быстро двигая палочкой, чтобы щелчок одного заклинания плавно перетекал в следующее, что он так хорошо отработал бессонными ночами частных тренировок. Малфой крутился как волчок и промазал ответным заклинанием, после которого Том ударил в него последним Петрификус Тоталус, и он упал с края дуэльной платформы.

С точки зрения наблюдателя, скорость Тома и беззвучные заклятия выглядели, будто он наложил только одно заклинание, а не четыре. После этого младшие ученики донимали его в общей комнате, чтобы он научил их его «крутящемуся проклятию», которое они не могли найти в учебнике по защите от Тёмных искусств. Даже некоторые старшеклассники им заинтересовались.

Его репутации также помогло, что Лестрейндж обмолвился, что Том был полукровкой, упомянув их встречу в Косом переулке летом перед вторым годом. Большинство учеников его факультета считали омерзительным, когда ведьма сходилась с маглом, поэтому они решили, что «Риддл» было его фамилией, а не какой-то волшебной — но у ведьмы по-прежнему текла волшебная кровь, поэтому они держали рот на замке. Том не стал поправлять их предположения: лучший способ лгать и не быть пойманным — дать другим людям придумать ложь за него, пока он кивает и добавляет что-то в нужные моменты, но в то же время оставляет себе возможность отрицания. Лучше пусть они будут думать так, пока у него не появится какого-то доказательства, что это его отец был волшебником.