Тереза Медейрос - Неотразимый дикарь
Коннор озадаченно наблюдал за тем, как она пятилась от него.
Внезапно из галереи раздался пронзительный возглас леди Астрид:
— Немедленно арестуйте этого человека! Он самозванец!
Тут же к Памеле и Коннору бросились со всех сторон неизвестно откуда взявшиеся полицейские.
Глава 26
Герцог сидел в инвалидном кресле за огромным письменным столом в своем кабинете — судья, прокурор и присяжные в одном лице.
Даже констебль, которого Астрид вызвала, чтобы арестовать Коннора и Памелу, не посмел не считаться с его авторитетом, хотя, судя по неодобрительно поджатым тонким губам, ему это совсем не нравилось. Он стоял по стойке «смирно» у дверей, готовый вмешаться в ход событий, как только герцог подаст ему знак.
Все в крови и изрядно побитые, полицейские стояли в коридоре за дверями, разглядывая свои ушибы и считая уцелевшие зубы.
Коннор не сдался без боя. Особенно, после того как увидел, что полицейские заламывают Памеле руки и надевают на нее наручники. Понадобилось не меньше десятка полицейских, чтобы справиться с ним, и если бы один из них не догадался вовремя выхватить у него заряженный пистолет, кого-то непременно вынесли бы из зала ногами вперед.
Коннор и Памела сидели в широких кожаных креслах перед письменным столом герцога, словно пара непослушных детей в ожидании наказания.
Памела растирала запястья, мысленно благодаря герцога за то, что он настоял на том, чтобы с них сняли наручники. Впрочем, если судить по убийственным взглядам, которые Коннор то и дело бросал на констебля, это решение могло оказаться преждевременным.
Памела все еще не могла смотреть на Коннора. В ее сознании никак не укладывался тот факт, что ее разбойник с большой дороги и в самом деле оказался наследником герцогства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как такое могло случиться? Это было совершенно непостижимо. Чтобы чем-то занять дрожащие руки, она принялась расправлять складки на юбке. Ее элегантное платье было порвано и испачкано за то время, пока полиция на глазах у изумленной публики тащила ее из зала в кабинет.
Подперев рукой подбородок, герцог сурово взглянул на них и процедил сквозь зубы:
— Давайте все по порядку. Вы двое явились в Уоррик-Парк, чтобы обманным путем заполучить герцогский титул и мое состояние. Вы бесстыдно лгали, чтобы завоевать мое доверие и расположение, и хотели лишить моего племянника его законных прав.
— В общем, и целом так оно и есть, — согласился Коннор без тени раскаяния, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди могучие руки.
Герцог направил на него пронзительный взгляд.
— И теперь, когда вас поймали, так сказать, с поличным, вы вдруг волшебным образом обнаружили, что и вправду являетесь теми, кем все это время притворялись, то есть вы и есть Перси Эмброуз Бартоломью Реджинальд Сесил Смит, маркиз Эддивистл, будущий герцог Уоррик.
Коннор поморщился, словно от зубной боли.
— Ну, какой человек в здравом уме станет называть своего первенца именем Перси!
Герцог посуровел.
— Так звали моего отца. Да будет вам известно, это славное имя многие поколения существует в Северной Англии. Его носили многие аристократы, громившие шотландцев…
Тут он замолчал, заметив жесткое выражение лица Коннора. Тот выпрямился в кресле и сказал резко:
— Я не рад всему этому так же, как вы. Если женщина на портрете — моя мать, то вы… негодяй, разбивший ей сердце!
— Я никогда этого не отрицал, сынок, — перешел на шепот герцог.
— Не смейте называть меня сыном! У вас нет на это права!
— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно отреагировал герцог и, повернувшись к Памеле, продолжил бесстрастным голосом: — Мисс Дарби, кажется, вы имеете веское доказательство в пользу того, что ваш с Коннором арест и последующая казнь не состоятся. Что же это на сей раз? Письмо от самого короля, свидетельствующее о благородном происхождении этого молодого человека?
Памела сунула руку за корсет. Ей было нелегко сохранить медальон, когда ее схватили, но, она сумела зажать его в кулаке, помня о том, что сказала Коннору его мать, перед тем как подарить сыну медальон.
Медленно поднявшись, она подошла к столу. Герцог выжидающе протянул руку, но Памела не могла решиться отдать ему медальон, потому что после этого уже возврата не будет.
И все же она отдала герцогу медальон.
— Полагаю, это и есть то самое безусловное и безоговорочное доказательство того, что этот человек — ваш настоящий сын.
Потом она снова вернулась на место, не смея взглянуть на Коннора.
Руки герцога дрожали так сильно, что ему удалось открыть медальон только с третьего раза. Несколько минут он молча смотрел на миниатюру, выражение его лица при этом нисколько не изменилось. Но когда он поднял взгляд на Коннора, в его глазах сверкал злобный огонь.
— Где ты это взял?
— Мне дала его моя мать незадолго до смерти. Когда в нашей деревне была ярмарка, мой отец заказал этот портрет у одного бродячего художника.
— Значит, она не умерла по дороге в Шотландию? Коннор покачал головой:
— Нет, она умерла, когда мне было уже пятнадцать.
— Этого не может быть! Как это могло произойти? — недоверчиво спросил герцог.
— А я откуда знаю? — огрызнулся Коннор, невольно повышая голос. — Наверное, мой отец подобрал ее больную с ребенком. У него было доброе сердце, и он всегда помогал несчастным. Могу сказать только, что женщина на портрете — это моя мать и его жена.
— Она была моей женой! — взревел герцог, ударив по столу кулаком. — У него не было на нее никаких прав!
— Очевидно, и вы потеряли эти права, — сухо парировал Коннор.
Герцог молча отвернулся. Упавшие на лоб волосы скрыли его лицо.
— Значит, ты явился сюда, — глухо заговорил он после паузы, — чтобы выманить у старого дурака наследство, но, как выяснилось, ты и есть мой настоящий наследник.
— Да, так оно и было, — признался Коннор. Констебль не выдержал и шагнул вперед, держа шляпу в руке.
— Ваша светлость, вы уже достаточно натерпелись от этой парочки. Позвольте мне арестовать их, пока вы не примете решения относительно…
Герцог поднял руку, и констебль покорно прервался на полуслове. Плечи герцога затряслись, из горла доносились странные сдавленные звуки, словно у него начался очередной приступ удушающего кашля. Но когда герцог повернулся, наконец, лицом ко всем, Памела поняла, что он заходился от смеха, а не от кашля. По его впалым щекам текли слезы. С трудом, переведя дух, он ткнул пальцем в Коннора и, задыхаясь, произнес:
