Мэдлин Бейкер - Безрассудное сердце
Тень вспомнил еще один случай, и мурашки побежали у него по спине. Это также произошло до того, как они присоединились к шоу. На сей раз они оказались в Сент-Джо. Дело было в салуне и они уже покидали сцену, когда их остановил высокий мужской голос:
– Эй, вы! Ты, в шляпе! Подожди минутку.
Клайд недовольно повернулся к стойке, и Руди тоже повернулся, направив на публику свой винчестер со взведенным курком.
Говоривший поднял над головой руки, как бы сообщая о своих мирных намерениях. У него было багровое лицо и очень дорогой костюм, а в левой руке зажата сигара.
– Эй, – крикнул он шведу, – я тут не для ссоры.
– А для чего? – спросил Стюарт, обратив внимание на бриллиантовую булавку в галстуке и бриллиантовые перстни на жирных пальцах.
– Для дружеского разговора, – успокоил его толстяк. – Рассказ вашего приятеля произвел на меня огромное впечатление, особенно когда он восхваляет хитрость индейцев и их равнодушие к боли. – Он кивнул бармену. – Чарли говорит, что можно засечь краснокожего до полусмерти, а он не проронит ни звука. А я с ним не согласен.
– Ну?
– Ну, я ставлю тысячу долларов на то, что ваш индеец завопит как миленький, когда плетка Чарли пройдется по его спине.
Тысяча долларов! Все смотрели на Клайда. Пианист перестал играть. Руда плотоядно усмехнулся. Барни крепко держал Тень за плечо.
Клайд широко улыбнулся:
– Знаете, мистер…
– Смит. Гомер Кенсингтон Смит.
– Сколько ударов, мистер Смит?
– Сорок будет честно, – предложил мистер Смит.
– Ну нет, – возразил Стюарт. – В конце концов, этот индеец меня кормит. Я не могу позволить, чтобы его убили или засекли насмерть. Вы меня понимаете?
– Конечно. Конечно. Скажем, тридцать…
– Пятнадцать, – сказал свое слово Клайд, не сводя глаз с массивной золотой цепи на животе мистера Смита.
– Двадцать, – тем же добродушным тоном произнес Смит.
– По рукам!
Стюарт с улыбкой протянул ему руку.
На лице Тени не дрогнул ни один мускул, пока белые спорили о количестве ударов, но когда Стюарт и Смит обменялись рукопожатием, у него в горлу подступил комок и его чуть не вырвало. Проклятый Стюарт с его жадностью! Ладно! Он им покажет!
Все посетители салуна одновременно вздохнули, когда бармен Чарли положил на стойку восьмифутовый бич из сыромятной кожи. Даже свернутый, он выглядел устрашающе, и Тень хорошо знал, каков он в действии. Таким бичом можно стряхнуть пепел с сигары, а можно до костей рассечь спину.
От страха у Тени похолодело внутри, и он огляделся в поисках возможного выхода. Стюарт и Смит обсуждали по отдельности все пункты договора и спорили, будет ли стон считаться слабостью и свидетельством о поражении Тени. Руда стоял возле двери со своим любимым винчестером в руках. Оставалось только окно в боковой стене, и, оттолкнув Макколла, он бросился к нему и к свободе, которое оно обещало.
– Держите его! – крикнул Барни.
Четыре человека вскочили со своих мест и помчались за убегающим воином.
Тень сражался неистово, но безрезультатно. Четыре человека скрутили его и не давали даже пошевелиться, пока не были уточнены последние пункты договора. Тогда они вывели его из салуна и привязали за руки к перекладине для лошадей, для чего у проходивших мимо ковбоев была позаимствована веревка.
Под предлогом осмотра узлов Стюарт низко наклонился к Тени.
– Ни звука, индеец, если дорожишь своей шкурой, – угрожающе прошептал Стюарт. – Если я проиграю пари, не жди пощады.
Потом он подошел к Барни, стоявшему в стороне:
– Помните, ни одного удара по лицу.
Толстяк кивнул, разворачивая плеть.
У Тени пот выступил на лбу, и в ожидании первого удара напряглись все мускулы.
Толпа громко считала.
– Раз…
Было хуже, чем он ожидал, и он еще не успел оправиться от первого удара, как позади остались второй и третий.
– Четыре… пять… шесть…
У Тени перехватило дыхание. Спина горела огнем.
– Восемь… девять… десять…
У него было ощущение, словно кто-то разжег костер на нем. Пот и кровь стекали с плеч и со спины, капая на пыльную, высушенную солнцем землю у его ног.
– Одиннадцать…
– Остановитесь!
Плеть замерла в воздухе, а Смит развернулся на каблуках с исказившимся от ярости лицом.
– Чего лезешь не в свое дело? – прорычал он. – Ой, падре, прошу прощения, – совсем другим тоном проговорил он.
– Что здесь происходит? – не унимался отец Сентено. – За что наказывают этого человека?
– А… Мы не наказываем. Это пари.
– Пари! – возмутился священник. – Немедленно отпустите беднягу. Надо же, пари! Никогда не слышал о такой дикости.
– Прошу прощения, падре, – сказал Смит. – Но я поставил тысячу баксов и не собираюсь бросать их на ветер.
– Тысяча долларов! Человеческая жизнь стоит гораздо больше.
– Человеческая, может быть, – с усмешкой заметил Смит. – А это краснокожий.
– Мы все одинаковые в глазах Божьих, – со спокойным достоинством стоял на своем падре.
– Не суйтесь куда не надо, – подошел Стюарт. – Это наше дело с мистером Смитом, так что держитесь подальше. Мне еще ни разу не приходилось драться со священником, но если вы не посторонитесь, придется вам стать первым.
Священник был невысоким, щуплым, на голову ниже Стюарта, но на его лице ни на мгновение не появилось выражения страха. Он выпрямился и по-петушиному задрал голову, готовый на все, но тут из толпы вышли два бугая и увели его.
Наступившая тишина сказала Тени, что попытка спасти его провалилась, и у него перехватило дыхание, когда бич снова засвистел в воздухе.
– Двенадцать… Тринадцать…
Ему уже было трудно дышать.
– Четырнадцать… пятнадцать…
Ноги отказали воину, и он упал на колени. Деревянная перекладина холодила ему щеку. Он закрыл глаза. Горло у него болело от напряжения, не выпуская наружу рвущийся крик ярости и боли.
А было бы приятно крикнуть и посмотреть, как Стюарт проиграет пари. На мгновение эта мысль показалась ему заманчивой, но потом он отказался от нее. Угроза Стюарта ровным счетом ничего для него не значила, но в жилах у него бурлила гордость воина-шайена, и она была сильнее его ненависти и его презрения к толпе зевак и сильнее страха перед тем, что может ему сделать Стюарт. Он покажет им всем, как шайен терпит боль. Он покажет им! Собрав остатки своих сил, он вновь поднялся на ноги, стараясь унять подступившую к горлу тошноту, когда бич вновь обжег ему спину.
– Двадцать!
Смит вложил всю свою ярость в последний удар, и плетка с грохотом ружейного выстрела глубоко рассекла окровавленную спину Тени. Кровь хлынула ручьем из раны, сверкая, как рубины на солнце.
Надолго воцарилась тишина. Смит свернул бич. Толпа не могла оторвать глаз от спины Тени. Кое-кого затошнило. Кто-то обменялся с приятелем дурацкими шутками, чтобы скрыть растерянность и смущение. Теперь, когда представление было закончено, многим стало стыдно. Отвернувшись, они постарались побыстрее забыть о том, что произошло на их глазах и при их участии, и снова засели в салуне.
