Лора Ли Гурк - Супружеское ложе
— Я устал всегда мириться первым, — прошептал он, лаская ее ногу.
— Потому что это ты всегда не прав.
— Самомнение моей женщины не знает пределов! — Его пальцы скользнули вперед и принялись лениво описывать круги на бедре. — Терзаешь меня всю ночь, лежа рядом, и даже не пытаешься поцеловать и помириться, а потом заявляешь, что не сделала ничего плохого?
— Целую ночь, — пробормотала она и закрыла глаза.
Опять по телу разлилось это томительное тепло. Сладкая боль желания, которую он пробуждал своими ласками…
Она сдавалась. И с самого начала знала, что придется сдаться.
— Как ты, должно быть, страдал!
— Больше, чем ты можешь представить. И при этом вел себя безупречно. — Он погладил родинку на ее бедре. — Я жду, Виола. Скажи, что просишь прощения за то, что так бесчеловечно меня мучила!
Виола опустила ресницы, покачала головой и засмеялась:
— А я не попрошу прощения!..
Рука Джона оказалась между ее бедер, и смех тут же оборвался. Виола с тихим стоном выгнула спину. Его пальцы коснулись завитков между ног. Совсем легко. Только чтобы подразнить.
— Скажи, что хочешь помириться, — настаивал он, начиная ласкать то самое чувствительное местечко.
— Не скажу, — выдохнула она, все быстрее двигая бедрами.
— Скажи! — твердил он, не отнимая руки, пока ее не охватило лихорадочное возбуждение.
— Ни за что!
— Прекрасно!
Он отодвинулся и лег на спину.
— О, как ты любишь меня дразнить! — со смехом выкрикнула она, нагибаясь над ним. — Это ты должен извиняться за то, что устроил мне такую пытку! — Она замолчала и провела ладонью по его груди и плоскому животу. — И я страшно отомщу.
Ее рука легла на его чресла. На восставшую плоть. Джон задохнулся, когда она начала расстегивать его брюки. Застонал, когда она взяла его и стала гладить.
Она не теряла времени. Он научил ее этому девять лет назад, и она хорошо запомнила уроки. И сейчас стала ласкать его, пока он не вскинул бедра. Тогда она ослабила хватку, легко проводя пальцем по всей длине его тяжелого стержня вверх и вниз, вверх и вниз, зная, что он изнемогает от сладкой муки. Приблизила губы к его налитой плоти настолько, чтобы он ощутил ее дыхание, и поцеловала самый кончик. Его рука коснулась ее волос, словно он пытался продлить наслаждение. Но она отстранилась и села. Слишком поспешно…
— Ладно, — сдался он, тяжело дыша, — ты победила. Скажу первым. Давай мириться.
И тогда она оседлала его, открылась для него, впустила его в себя. И ощутила, как он подался вперед, вошел в нее глубоко и сильно. Снова и снова. Она смотрела на его лицо, пока он изливался в нее, и чувствовала радость, словно это он дал ей наслаждение.
Джон громко выкрикнул ее имя и затих.
Она наклонилась и поцеловала его.
— Провела тебя. Заставила сказать это первым.
— Провела, — согласился он, открыл глаза и улыбнулся улыбкой, от которой замирало сердце. Откинул ее волосы и погладил по щеке. — От всей души надеюсь, что ты снова намереваешься провести меня сегодня вечером.
Глава 18
Джон, не теряя времени, дал понять слугам Хэммонд-Парка, что, когда те приносят завтрак, простого царапанья у двери явно недостаточно и следует оставить поднос в коридоре. Пока поднос не окажется пустым, никто не имеет права входить в хозяйскую спальню, при условии, разумеется, что в доме не начался пожар.
Весь июнь они с Виолой почти каждое утро вместе завтракали в постели.
Он постоянно обыгрывал ее в шахматы, но, стараясь загладить вину, проигрывал в пикет. Исполнил свое желание и научил Виолу плавать. Голой. При лунном свете.
Они устроили праздник и пригласили всех соседей. Давали званые ужины для местного дворянства. Затевали скачки в холмах, и он затаив дыхание наблюдал, как летят по ветру золотистые волосы. Джон тратил уйму денег на новые шляпки для Виолы, но ему было все равно.
Июнь сменился июлем. Медленно-медленно пустота в душе Джона, пустота, о существовании которой он не знал до той ночи, проведенной на дожде у ворот парка Гросвенор-сквер, уступала место душевному покою, которого он так жаждал и по которому так тосковал. Война между ними, длившаяся долгих девять лет, казалось, навсегда закончилась, и Джон постепенно стал забывать о том времени, когда Виола не спала рядом с ним в одной постели.
Они часто ссорились. Обычно потому, что она вечно желала поговорить по душам, а Джон всячески старался этого избегать. Но потом они неизменно мирились, и эта часть нравилась ему больше всего. И сколько бы они ни ругались, Джону в голову не приходило ночевать на раскладной кровати в гардеробной.
Он любил дразнить ее, потому что она всегда попадалась на удочку. Когда Виола спросила, нельзя ли пригласить на вечеринку Дилана с Грейс и Энтони с Дафной, он немедленно принял неприступный вид.
— Нет.
Она взглянула на него поверх подноса с завтраком. Такая прелестная… глаза удивленно раскрыты, волосы разметались по белоснежной подушке.
— Почему нет?
— Твой брат ненавидит меня.
— Вовсе нет.
Джон впился зубами в ломтик бекона.
— Он с радостью отсек бы мне голову, если бы мог уклониться от наказания.
— Дилан поможет избежать скандала.
— Ха! Дилан?! Для него нет большего наслаждения, чем стать свидетелем очередной нашей стычки!
— А Грейс и Дафна? — Виола отставила поднос и придвинулась к мужу. — Ты нравишься Дафне. Она всегда была на твоей стороне. Даже когда я считала тебя подлецом, она всегда вставала на твою защиту!
— Правда? — удивился он, но тут же вспомнил лицо невестки в тот день, когда Виола сбежала в Эндерби.
— Я знаю, что такое отчаяние…
— Я очень уважаю жену Тремора, но это ничего не меняет — твой брат ненавидит меня.
Виола прильнула к нему и поцеловала в ухо.
— Может, настало время примирения?
Джон повернул голову и припал к ее губам, после чего откинулся на подушки, глядя на нее сквозь полуопущенные веки.
— Если я соглашусь, — надменно протянул он, — какую награду получу?
Ее рука опустилась на его голую грудь, и она сжала губы, прекрасно понимая, что победила. Но постаралась не улыбнуться и продолжила игру.
— Чего ты хочешь?
Он честно ответил, и Виола покраснела от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Через десять дней герцог Тремор и мистер Дилан Мур с женами получили приглашение провести в августе две недели в Хэммонд-Парке.
Теплые безмятежные августовские дни тянулись неспешно. И каждый День Джон находил новые способы рассмешить жену. Сочинял для нее самые абсурдные лимерики, а иногда читал написанные в ее честь стихотворения. Постепенно Виола начала понимать его настроение, хотя заставить его говорить на личные темы было труднее, чем открыть раковину живой устрицы. Обычно Джон отделывался остроумной репликой или небрежной сменой темы. Постепенно она приучилась не задавать подобных вопросов, поняв, что он расскажет ей очередные подробности из собственной жизни, когда будет готов, и ни секундой раньше.
