Лаура Паркер - Отвергнутая
Филадельфия готова была задушить себя, сказав это. Она так не думала, и уж, тем более, не собиралась это говорить. Ее страсть к нему была глубже плотского желания, это было неизбывное, изнуряющее стремление быть желанной, находиться под его защитой и быть любимой, им всегда, и все-таки они ни разу не говорили о будущем.
Эдуардо повернулся к ней и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты мне не любовница! Ты моя любовь!
— Какая разница?
Стук в дверь заставил Эдуардо выругаться; он поспешно поцеловал ее, прежде чем отпустить.
— Позднее, милая, мы закончим этот спор. А сейчас ты сеньора Милаццо.
Филадельфия отошла и села на один из двух диванчиков, стоящих по бокам камина, а Эдуардо впустил в комнату посыльного, принесшего все необходимое для лимонада.
— Все, что вы приказали, сэр, — объявил мальчик, устанавливая поднос.
Посыльный служил в отеле «Гранд Юнион» уже третий год и видел в этих стенах много красивых и богатых молодых женщин, но образ миссис Милаццо с ее золотистыми локонами, в белом летнем платье, надолго останется в его памяти.
Поставив поднос, он сорвал с головы кепи и уважительно поклонился.
— Надеюсь, что вы вскоре почувствуете себя лучше, мэм. — Поощренный ее улыбкой, он продолжал: — Известно, что климат Саратоги творит чудеса с теми, у кого слабое здоровье. А ваше присутствие здесь украсит наши места. Если вам что-нибудь понадобится, что бы вам ни понадобилось, позвоните мне.
Филадельфия поднесла руку ко рту, чтобы прикрыть улыбку.
— Вы очень добры. Я надеюсь, что в этом отеле ценят способности такого очаровательного юноши.
Эдуардо прислонился к двери, с удивлением наблюдая за этой сценой. Мало находилось мужчин, которые не реагируют на красоту Филадельфии. Ему надо не спускать с нее глаз, иначе она будет вечно окружена толпой поклонников. Эта мысль лишила его чувства юмора. Когда посыльный с глупой улыбкой на лице дошел до двери, Эдуардо так грозно посмотрел на него, что тот покраснел и поспешил выскочить за дверь.
— Это было не очень хорошо с твоей стороны, — заметила Филадельфия, когда за мальчиком закрылась дверь. — Ты напугал его.
— Вот и хорошо. Пусть не заглядывается на чужих жен.
— Он не хотел ничего дурного, ведь он еще мальчик.
— У него уже пробиваются усики, — мрачно сказал Эдуардо, подходя к ней. — Он уже достаточно взрослый.
Филадельфия в изумлении взглянула на него.
— Похоже, что ты ревнуешь.
Эдуардо пожал плечами. Неужели она все еще не понимает, насколько глубоко его чувство к ней? Быть может, он должен напомнить ей, что родился и вырос в сельве, что его утонченность это только видимость, прикрывающая примитивные чувства, клокочущие в его крови. Он не хотел, чтобы какой бы то ни было мужчина смотрел на нее с восхищением и похотью. В нем говорило первобытное чувство собственника, он хотел бы запереть ее, укрыть от их похотливых взглядов и сладострастных желаний.
Филадельфия поражалась, насколько более открытым он стал с тех пор, как они приехали на Гудзон. До этого она могла поклясться, что не может понять его скрытых эмоций, если он сам не хотел этого. Но ревность? Он не походил на человека, озабоченного тем, что может потерять что-то, принадлежащее ему.
Она ему не принадлежала. Эта мысль задела ее. Филадельфия была его любовницей, и то всего лишь временной. Он часто говорит, что любит ее, и, тем не менее, только что он не нашел ответа на ее вопрос о разнице между любимой женщиной и любовницей.
Она посмотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою душу.
— Я полагаю, что настоящие мужья меньше ревнуют своих жен, поскольку они обменялись клятвой верности.
— Совершенно верно.
Эдуардо резко отошел от нее под тем предлогом, что ему нужно взять шляпу и трость, но ее обвинение осталось болью в его душе.
Он знал, что мысль о том, что она любовница, мучает ее. Она должна недоумевать, почему он, уверяя ее в своей любви, не заговаривает о женитьбе. Как объяснить ей, что его представление о чести позволяет ему удерживать ее около себя, но не позволяет вынуждать выходить замуж за человека, погубившего ее отца. Эта дилемма стала еще острее в последние дни на Гудзоне, когда он узнал, что один из его врагов остался жив. Как раз когда в его жизни открылась новая перспектива, прошлое словно встало из могилы, а с ним и кровавая клятва, которую он дал Тайрону.
Он написал ему, так как не мог поступить иначе, но решил предоставить Тайрону провести этот последний акт мести одному. После многих лет смятения он наконец-то обрел мир и не будет рисковать Филадельфией.
Вот почему они сейчас в Саратоге. Его совершенно не интересовала продажа драгоценностей, но он предложил Филадельфии продолжать их предприятие, чтобы иметь повод уехать с Гудзона. Тайрон может приехать, а Эдуардо вовсе не хотел, чтобы он нашел его.
Он резко выпрямился.
— Если у тебя, дорогая, есть все, что тебе нужно, я пойду прогуляюсь. Час или два прогулки подогреет мой аппетит к ленчу.
— Хорошо, — отозвалась Филадельфия, желая сказать больше, но понимая, что между ними возникла напряженность, порожденная ею.
— До ленча.
Когда он ушел, она вернулась в спальню и открыла дверцу шкафа, чтобы повесить туда шаль. То, что она увидела, поразило ее. Шкаф был полон одежды. Откуда она взялась? Она сняла с вешалки одно из платьев с пышными юбками и приложила к себе. Платье было ей совершенно впору.
Эдуардо! Она тут же поняла, что он вновь перехитрил ее с их планами, но на этот раз он потратил гораздо больше, чем было необходимо. В шкафу висело по крайней мере две дюжины платьев.
— Как, подходят?
Она обернулась.
— Эдуардо! Я думала, ты ушел.
Он улыбнулся, входя в комнату.
— Я забыл сказать тебе про платья. Если тебе что покажется не по вкусу, я отошлю.
— Это прекрасные туалеты, но ты слишком потратился. И откуда ты знал, какой размер заказывать?
Он остановился перед ней, взял из ее рук платье и бросил его на стул.
— Я заказывал тебе платья в Чикаго, помнишь? Я сохранил твои мерки. Все эти туалеты я заказал перед тем, как мы уехали из Нью-Йорка.
— Но как ты мог знать, что я поеду с тобой в Саратогу? Мы с тобой тогда даже не обсуждали такой вариант.
Он потрепал ее по щеке.
— Я уже тогда знал, что найду способ уговорить тебя.
Филадельфия ощутила знакомое биение сердца. Ей так мало требовалось — одного его прикосновения, чтобы разбудить в ней желание.
— Ты заставляешь меня думать, что я слишком легко попалась в твою западню в Бельмонте.
— Разве это была западня? — Заказывая эти туалеты, он только надеялся соблазнить прекрасную женщину, но произошло нечто гораздо большее — он влюбился. — Это я чувствую, что попал в рабство.
