Лаура Паркер - Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Обзор книги Лаура Паркер - Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Лаура Паркер
Жар твоих объятий
Глава 1
Чикаго, апрель 1875 года
Сеньор Эдуардо Доминго Ксавьер Таварес приехал полюбоваться на конечный результат своей мести. В гостиной особняка Хантов собрались сливки чикагского общества, чтобы принять участие в аукционе — распродаже имущества обанкротившегося Уэнделла Ханта, ныне покойного. Сейчас, убедившись собственными глазами в полном крахе своего врага, он мог бы спокойно уйти и никогда сюда не возвращаться. Однако он остался.
Он жаждал победы над своим старым противником. Он хотел, чтобы возмездие свершилось таким образом, чтобы ни один суд не оправдал его недруга. Он хотел покончить с годами ожидания, лавирования и интриг. Всего каких-нибудь три недели назад, когда газеты запестрели заголовками о банкротстве Первого банка Чикаго, его желание было удовлетворено. Но он не ожидал, да и никто не мог предвидеть, что неделей позже Уэнделл Флетчер Хант, основатель и президент Первого банка Чикаго, сведет счеты с жизнью.
Эдуардо был удивлен и разозлен этой ненужной трагедией. Лучше бы Хант жил, но с чувством унижения и неопределенности. К сожалению, ему не хватило мужества принять такую жизнь, и он предпочел самоубийство. И это было единственным, о чем жалел Эдуардо.
Он знал, что Тайрон, столь же люто ненавидевший Ханта, поднял бы его на смех. Тайрон презирал слабость любого рода. Человек, неизменно держащий слово, с взрывным характером и способностью навлекать на себя опасность, Тайрон всегда привлекал к себе внимание сильных мужчин и страстных женщин: и те и другие с готовностью приходили к нему, полные желания оценить его возможности. Эдуардо и Тайрон встретились случайно и объединили силы по одной-единственной причине — у них были общие враги.
Эдуардо тихо выругался. У Тайрона много врагов. Однако все последние семь долгих лет никто не был таким надежным союзником, как Тайрон. Предпочитая оставаться в тени, Тайрон появлялся, словно призрачный мститель, как только в нем возникала необходимость. Они не раз спасали друг другу жизнь, и их взаимоуважение переросло в дружбу, если бы хоть кто-нибудь решился назвать Тайрона другом. Даже жаждавший мщения Эдуардо не хотел бы иметь в союзниках такого человека, как Тайрон, которому было неведомо чувство сострадания.
Эдуардо постарался выбросить из головы жуткое воспоминание о том, какой допрос учинил Тайрон убийце, нанятому застрелить их. В отличие от Тайрона у него не было склонности к жестокости, хотя ему пришлось научиться быть таковым. Ему всегда претила роль мстителя, пока он не связал себя узами крови с этим человеком. Он не был хищником, который клюет своих врагов до костей, чтобы получить удовлетворение. По натуре он был весельчаком, любителем красоты, мира и гармонии. Так почему он здесь?
Эдуардо посмотрел на балконные двери гостиной, которые были распахнуты. За дверями виднелся сад, который манил к себе разноцветьем шток-роз, гладиолусов и анютиных глазок. Сначала он не обратил внимания на гул толпы, так как ему ужасно хотелось посидеть в саду и с наслаждением выкурить сигару. Но гул все нарастал, отвлекая его от собственных мыслей. И наконец он увидел ее.
Она, как в раме, стояла в дверях — высокий стройный силуэт, окутанный полуночным светом. Ему не надо было говорить, что это она. Даже никогда ее не видя, он знал, что только ей обязан своим появлением здесь.
Хотя черты ее лица и детали фигуры были скрыты в тени и она казалась воздушной, он никогда не встречал ничего более живого и полного жизни. Во всем ее облике сквозило что-то неистовое; в посадке головы чувствовалась патрицианская гордость; безмятежное спокойствие выдавало бурю строго контролируемых эмоций. Эдуардо с удивлением ощутил, как все ее эмоции передаются ему. Они оказали на него такое же воздействие, какое луна оказывает на море. Когда она двинулась в комнату, ему стоило больших усилий не перехватить ее. Кто-то из аукционистов назвал ее по имени, и все встало на свои места. Мисс Филаделфия Хант. Ну конечно же, это она.
Заинтригованный, он отошел к дальней стене, чтобы получше рассмотреть ее. Он не мог слышать, что она говорила и что отвечал ей аукционист, но, когда она повернулась и пошла по проходу, чтобы занять место, его сердце снова учащенно забилось. Он понимал, что ему следует уйти, но какое-то предвкушение, сродни тому, что испытывает театрал перед поднятием занавеса, не давало покоя. Что-то должно было случиться, и никакая сила на земле не помешает ему быть тому свидетелем.
Филаделфия Хант остановилась в дверях гостиной своего бывшего дома, когда перешептывание толпы долетело до ее ушей.
— Не могу поверить, что она здесь.
— И это после того, что стряслось…
— Самоубийство. Что может быть противоестественнее…
— Пощадила бы нас и не приводила в смущение…
— Что можно от нее ожидать, когда отец…
— Был лишен всего имущества, как мне рассказывали, а она позволяет себе дерзость появляться тут…
Их слова хлестали, как порывы ветра во время грозы, но почти не трогали ее. Потрясение и ужас последних недель сделали ее эмоционально невосприимчивой. Одетая в траур, как символ глубокой и чистой печали, Филаделфия чувствовала себя неуязвимой. Она оказалась здесь лишь потому, что всего неделю назад этот особняк был ее домом. Теперь он потерян для нее, а вместе с ним безвозвратно ушли мир и покой в ее душе. Поэтому пусть себе глазеют на дочь Уэнделла Флетчера Ханта.
Несмотря на внешнее спокойствие, Филаделфия ощутила, как гнев заполняет каждую клеточку ее тела, когда она вошла в гостиную под их недружелюбными взглядами. Когда-то эти люди слыли друзьями ее отца. Сейчас они, словно стервятники, слетелись сюда, чтобы стать свидетелями чужого несчастья.
Сжав в кулаки затянутые в перчатки руки, Филаделфия шла мимо знакомых лиц, глядя прямо перед собой. Она презирает их трусливое дезертирство, которым они отплатили отцу именно тогда, когда он нуждался в них. Она Хант, представительница трех поколений Хантов из Чикаго. Пусть себе смотрят и шепчутся. Пусть насмехаются, если им это нравится. Она знает кое-что такое, чего не знают они. Кто-то в этой комнате повинен в разорении ее отца. Кто-то в этой комнате, возможно, является убийцей.
— Мисс Хант!
Филаделфия остановилась, наблюдая, как к ней спешит высокий стройный мужчина. Он, так же как и она, был одет в черное. Если бы не рубиновая булавка в галстуке и не маленькие алые пуговки на парчовом жилете, его по ошибке можно было бы принять за человека, носившего траур. Но траура он не носил. Он был еще одним неизбежным злом, с которым ей придется иметь дело.
