Мэри Кингслей - Маскарад
Под деревьями было тихо, и их дыхание постепенно стало успокаиваться. Саймон был рядом и одновременно очень далеко. Он лежал на спине и смотрел в бездонное небо. Бланш села и стала завязывать шнуровку на корсете и приводить в порядок юбки.
И когда молчание стало совсем невыносимым, Бланш повернулась к Саймону и сухо спросила:
– Почему?
– Потому что ты можешь забеременеть.
Эта мысль даже не приходила ей в голову, хотя рождение ребенка вне брака было бы для нее настоящей катастрофой. Но так ли это? Ребенок Саймона, с его темными пронзительными глазами и такими же светлыми волосами, цвета пшеницы… Бланш прижалась к нему.
– А мне бы хотелось…
– Родить ублюдка? Не думаю.
Бланш вспыхнула.
– Как ты можешь называть так своего собственного ребенка?
– Потому что знаю, что это такое, когда тебя называют ублюдком. Я бы ни за что не назвал нашего ребенка так, но другие…
Не глядя на нее, он поднялся и стал приводить одежду в порядок.
– Я не могу предложить тебе выйти за меня замуж, Бланш.
– Я и не прошу.
– Но ты попросишь, – сказал он и, наконец, взглянул на нее. – Ты создана для брака, принцесса. Ты создана быть женой и матерью, а не любовницей беглого преступника.
Бланш вздрогнула.
– Пойдем, – сказал он и протянул ей руку. – Нам надо спешить, если мы хотим добраться до Мэйдстона до рассвета.
Бланш не обратила внимания на протянутую руку. Неужели то, что случилось меду ними, ничего для него не значит?
– Если так, то почему ты хочешь, чтобы я вернулась?
– Мне нужна помощь, чтобы доказать, что я не убивал Миллера.
– С какой стати я буду тебе помогать после всего, что ты сделал?
– Потому что, – он опустился перед ней на одно колено, – ты до конца жизни будешь ломать голову, виновен я или нет.
– Мои мысли не должны занимать тебя, Саймон.
– Отчего же, очень даже должны, – он снова вскочил на ноги. – Пойдешь ты или нет, мне все равно.
Его слова заставили Бланш подняться на ноги, хотя после того, что произошло между ними, она все еще чувствовала слабость. Саймон стоял к ней спиной и отвязывал лошадь, было заметно, что он напряжен.
– Я поеду с тобой.
– Хорошо.
Легким движением он вскочил на лошадь, а затем подхватил ее и усадил перед собой.
– По крайней мере, в этот раз тебе не придется идти пешком.
– Слабое утешение, – пробормотала Бланш. Сейчас ей вовсе не хотелось быть так близко к нему, поэтому она пыталась сидеть как можно подальше от него, но в седле это было не так уж просто, и через некоторое время ей все-таки пришлось смириться, и она оперлась на него. Бланш не получила никакого удовольствия от поездки, никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой.
Начинался рассвет, когда Саймон устало поднялся по лестнице, ведущей в комнаты над булочной. Он не знал, где Бланш. В душе у Саймона все перевернулось вверх дном. То, что произошло в лесу, было одновременно наслаждением и мукой. Он был так близко к тому, чтобы переступить рубеж, и он знал, что Бланш тоже хотела этого. Она не произнесла ни слова во время обратной поездки, и хотя она была так близко, Саймон тоже молчал.
Гарри встретил его на площадке и приложил палец к губам.
– Ты нашел ее?
Саймон устало кивнул.
– Ты мог отпустить ее, когда выбрался из города.
– Помешали обстоятельства, – сказал Саймон и рассказал по порядку, что произошло после того, как он увидел Бланш на улице. Все, кроме того, что произошло ночью, это было его личное дело и больше ничье. – Она собиралась домой, – закончил он. – Возможно, мне следовало отпустить ее.
– Может, и так, а может, и нет. Кто знает, как бы ее приняли родные, она провела достаточно много времени с тобой.
– Я знаю, знаю, что ее репутация испорчена, – он устало потер лицо, – но я не знаю, как этому помочь.
– Выход прямо у тебя перед носом.
– Ты намекаешь на то, что я могу жениться на ней.
– Это не самое худшее, что может произойти.
– Только не для Бланш. Даже если произойдет чудо и я смогу доказать, что я невиновен, то все равно останусь всего лишь актером. И незаконнорожденным в придачу, – прибавил он горько.
Гарри положил руку ему на плечо.
– Это не имеет никакого значения для тех, кто тебя любит.
– Нет, дядя, меня слишком часто называли ублюдком, и я не хочу такой судьбы для собственного ребенка.
На некоторое время оба замолчали. Наконец Гарри сказал:
– Наверное, я не должен был так поступать, но видит Бог, я хотел как лучше.
– О чем ты?
– Твои родители встретились в Дувре. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?
Саймон насторожился.
– Ты прекрасно знаешь, что нет.
– Я не считал нужным обсуждать эту тему, потому что Бесс и я всегда считали тебя своим сыном. – Гарри вздохнул.
– Кроме того, мне никогда не нравился твой отец.
– Так ты знал его. Ты знал его? И все эти годы говорил мне…
– Тихо, мальчик.
Он крепко сжал плечо Саймона.
– Я никогда не лгал тебе, я действительно не знал твоего отца, я его даже никогда не видел!
Саймон весь подался вперед. Гарри действительно не любил обсуждать вопрос происхождения Саймона, и тот давно перестал его спрашивать.
– А мама рассказывала что-нибудь?
– Конечно, рассказывала, да только я не хотел слушать. Я был тогда очень зол.
Гарри покачал головой.
– У нее был талант, да такой, что встречается раз в сто лет. Никто не мог сравниться с ней. Малыш Герри очень на нее похожа, но Мэгги…
Глаза Гарри затуманились.
– Она могла раз прочитать роль и уже знала ее наизусть, да что там знала, она становилась этим героем! Я никогда не видел что-либо подобное. Но она совсем не ценила себя…
– Я думал, она любила играть на сцене.
– На самом деле нет. Это был просто способ заработать на жизнь. Ты знаешь, наши родители умерли очень рано, и нас взяла к себе наша тетя-актриса, совсем как мы тебя. Поэтому мы и стали актерами. Но ты не знаешь, как твоя мать ненавидела все это!
Ей ненавистны были жизнь в театре, постоянные разъезды, изнуряющие представления. Но думаю, больше всего она тосковала по собственному дому, по семье. А мне такая жизнь всегда была по душе. Гарри ударил кулаком по колену.
– Ей все давалось легко, а я работал как проклятый. Мы никогда не могли понять друг друга, а когда стали старше, постоянно ругались.
– А потом она встретила моего отца.
– Мужчины и прежде ухаживали за ней, но она не обращала на них никакого внимания. Но этот, я не знаю, что она в нем нашла, он как будто околдовал ее.
– Он, правда, был дворянином? – спросил Саймон, припоминая одну из версий своего происхождения.
– Я не знаю, Саймон. Она говорила, что да. Но мне не было до этого никакого дела. Она была великой актрисой, и я мечтал, что она достигнет всего, я видел ее на сценах лондонских театров, я не мог допустить, чтобы она зарыла свой талант в землю. По крайней мере, не ради человека, который увез ее от нас, а потом бросил с ребенком на руках.
