Ирэн Фрэн - Набоб
«Мартин-Лев!» — чуть не закричал Мадек. Крик застыл у него на губах. Бывший товарищ тоже узнал его: он немного замешкался, а затем продолжил говорить с тем же апломбом. Мартин-Лев, только теперь без бороды времен скитаний по Декану; Мартин-Лев, только уже не в индийском платье, которое он получил в Годхе и которое своей просторностью скрашивало грузность его фигуры. Мадек понял, почему узнал его не сразу: из-за выправки, принятой среди белых: живот был подтянут, спина прямая, линии икр подчеркнуты новеньким бархатом. Настоящий английский завоеватель. В остальном же он не изменился: все та же самодовольная властность, тот же раскатистый голос, те же красные щеки. В полуденной тишине Мартин-Лев спокойно завершал свою инспекцию. Никто не произнес ни слова. В какое-то мгновение их взгляды встретились: тут воспоминания о Годхе ожили вновь, и Мадеку показалось, что его товарищ вздрогнул.
— Пошли! На корабль! — повторил Мартин-Лев. — Спускайте на воду эти лодки!
Солдаты поспешили выполнять приказание. Мадек шел чуть медленнее других. Он сгорал от нетерпения расспросить Мартина-Льва; но как найти повод?
Годх, Мартин-Лев… Он уже не думал, что когда-нибудь встретится с ними. С ними, то есть еще и с Визажем, с Боженькой, с раджей, с дворцом, с Девой Озера, Сарасвати. Странно, но Мартин-Лев как бы заключал в себе частицу ее. Мадек подобрал еще горсть песка, дал ему просыпаться между пальцев. Частицу ее, царицы, песчинку, или, лучше сказать, блестку слюды, ведь в его воспоминании все переливалось, блестело, может быть, слишком сильно, так что ослепляло, как солнце в полдень. Мадек даже позабыл о своем английском мундире, которого только что так устыдился; теперь он думал лишь о том, как найти повод расспросить нового командира, не нарушив при этом армейских порядков, а главное — не показав, какие тайные страдания мучают его душу.
* * *Плавно покачиваясь на спокойных водах, английский фрегат «Несравненный» поднимался вверх по руслу Ганга. Стоя на баке, Мадек и Мартин-Лев смотрели, как мимо проплывают берега, заросшие неистребимыми влажными джунглями. Местами, там, где находилось высохшее русло притока, стена растительности прерывалась; когда-то река изменила течение и оставила позади себя длинные, полные грязи канавы, болота, покуда не поглощенные джунглями. Вокруг стоял странный запах затхлой сырости с гнилью, запах тяжелый, означавший одновременно и жизнь и смерть.
— Бенгалия вредна для здоровья, — сказал Мартин-Лев.
Мадек молчал. С той первой ночи после отплытия, после того как он потребовал у Мартина-Льва объяснений, почему тот покинул Годх, они уже не расставались. Однако Мадек еще не получил ответа на самый главный вопрос. Ни тот, ни другой не смели упомянуть имя Сарасвати, как если бы ее судьба одинаково беспокоила их обоих. Потому между ними вдруг устанавливалось странное молчание, изредка прерываемое банальными замечаниями, комментариями по поводу окружающих видов, полувопросами.
— Да, Бенгалия вредна для здоровья, — рассеянно повторил Мадек глухим голосом, прозвучавшим грустным и мечтательным эхом слов Мартина-Льва. — Слава Богу, совсем как на кораблях Компании.
Но думал он совсем о другом. Мадек знал, что Бенгалия — огромный резервуар свирепствующих и дремлющих болезней, но это его не пугало. С того момента, когда корабль вошел в дельту Хугли, его не оставляло странное чувство. Нечто вроде опьянения. Оно длилось по несколько минут, а иногда даже часами, и дарило покой, который смягчал его одержимость Годхом.
Бенгалия. На берегах реки находилось Эльдорадо, скрытое в джунглях. Эта страна, название которой он услышал в детстве в Кемпере, всегда представлялась ему чем-то легким, нематериальным, неосязаемым, как золотистое сари. Во время службы во флоте товарищи пытались разубедить его в этом и рассказывали о том, как медленно умирают матросы, оставшиеся в индийских факториях. Но теперь он открыл для себя правду: Индия не была ни раем его детских мечтаний, ни адом, как ему говорили. Нет, она была захватывающей, мучительной реальностью, подобной этому запаху, который пропитал собой все, даже снасти фрегата. Тяжелая земля, насквозь пропитанная водой, земля-река. Земля, таящая силу.
Ганга. Река приводила его в восторг. Только попав в армию, он узнал, что Ганга — женщина. Ганга — независимая царица в стране рек-богов. Сколько девушек с таким именем встречалось ему на дорогах? Сколько брахманов приносили в Пондишери ее воду в глиняных горшочках, привязанных к палке? Их можно было издалека узнать по странному снаряжению: еще более исхудалые, чем садху, питавшиеся только выдавленным из риса соком, они приставали к прохожим, и Мадек иногда слушал, что они говорят: «Возьми, возьми же воды Ганги, драгоценной жидкости, которая очищает людей и питает все реки и океаны мира. Возьми священной воды, источник которой всегда будет недоступен смертным, возьми и ступай с миром…» И вот теперь Ганга перед ним. Он ничего не знал о ней, кроме того, что цари Махабалипурама велели высечь ее изображение на стенах своих храмов: богиня-змея, ее раскручивающиеся книзу кольца изображали нисхождение на Землю благотворной воды.
Облокотившись о перила, Мартин-Лев размышлял:
— И эти джунгли называют индийским раем!..
— Мы пока еще только в дельте, — отозвался Мадек.
— Знаю, я видел карты; за Калькуттой лежит плодородная равнина, которая простирается до Гималаев. Англичане выиграют войну против набоба Бенгалии и заберут себе все. Все, понимаешь, Мадек? Чай, шелк, рис, опий, селитру. Бенгальские купцы будут торговать с ними так же, как раньше торговали с нами, или с португальцами, или с голландцами. А потом англичане захватят и все дороги, те, что ведут в счастливую Аравию, в желтую Азию, в Тибет, в Татарию, в Китай! Мадрасские торговцы рассказывали, что бенгальцы послали своих агентов в Персию, на Красное море, на Суматру, в Кантон. Из страха, что их приберут к рукам англичане и подчинят своему закону… А они все заберут, вот увидишь. — Лак, камедь, благовония, табак, камфару, мускус, индиго, сандал, имбирь, корицу…
Он пьянел от слов. И вправду, Индия — хранилище всяческих редких изысков, всего, что только можно придумать. Но время погони за специями кончилось, и Мартин-Лев понимал это. Если Бенгалия пробудила в европейцах новые вкусы, то их теперь придется удовлетворять.
— Ты прекрасно знаешь, что англичане и голландцы сжигают запасы перца, и только для того, чтобы цена на него не упала, — прервал его Мадек. — Англия не удовлетворится торговлей в Индии. Для нее это новая территория. Потому-то ты и пошел к ним на службу. Они тебя прибрали к рукам, как ты говоришь, они подчинили тебя!
