Патриция Хортон - Королевская страсть
Генриетта-Мария, хотя сама недолюбливала английский двор, пользовалась большой популярностью, придворные стайками вились вокруг нее, льстиво превознося ее достоинства. Генриетта-Мария, несмотря на почтенный возраст, все еще предпочитала прическу своей юности: черные блестящие локоны обрамляли ее усохшее морщинистое лицо, придавая ему смешной и нелепый вид. Но придворные, пряча улыбки, нахваливали их блеск и черноту, и Генриетта-Мария горделиво улыбалась. Она также любила, когда ей говорили, как она прекрасно выглядит и что несчастьям не удалось сломить ее. Да, на самом деле ей довелось испытать в жизни много горьких минут. Сейчас, окруженная родовитыми вельможами, она твердо заявляла:
— Если Анна Гайд войдет в Уайтхолл, то я покину Англию навсегда.
Королева была уверена в своей власти. Ее уверенность рассыпалась в прах после того, как Карл пригласил ее в свой кабинет для приватного разговора. Он старался быть мягким, но твердо держался своих позиций. Если матушка желает получить пенсион для себя и приданое для Киски, то он, со своей стороны, будет безмерно счастлив обеспечить их обеих. Все будет отлично! Но лишь с тем условием, что королева примет свою драгоценную невестку, жену Якова, Анну Гайд.
Генриетта-Мария гордо откинула назад головуи прикрыла веками свои черные глаза.
— Это невозможно! Я не могу принять ее!
Карл, не позволяя чувству жалости закрасться в его душу, отвернулся в сторону.
— Отлично. Право же, Людовик будет счастлив принять вас обратно в качестве бедных родственников.
Королева моментально припомнила годы нужды и унижений, которые она провела в изгнании на иждивении родственников. Ей хотелось вернуться во Францию с высоко поднятой головой и с тугим кошельком. Она стояла перед выбором, и ее французская практичность взяла верх. В конце концов жить она все равно будет во Франции. Не столь трудно поулыбаться несколько дней Анне! Зато она вернется во Францию с кошельком, полным золота, а неприятный привкус этих денег быстро изгладится из памяти.
Анна получила приглашение на прием для официального представления королеве-матери, которая всем сердцем ненавидела ее. В зале толпились жадные до зрелищ придворные. Анна, еще не вполне оправившаяся после родов, боялась, что ей станет дурно от духоты, резкого неприятного запаха пропитанной потом одежды и от пристальных взглядов придворных. Она глубоко вздохнула и приветствовала свекровь с безупречным достоинством; по рядам придворных прошел шепот, что хотя Анна и не знатного рода, но держит себя по-королевски, не хуже принять невестку, чем сама Генриетта-Мария.
Вынужденное согласие королевы-матери убедило Якова помириться с Анной и признать своего сына.
Барбара порадовалась за Анну, но ее не покидали тревога и опасение за собственное будущее. Она уже в полной мере осознавала ненадежность своего положения в свете. Какой же глупой она оказалась в итоге! Когда Роджер милостиво отошел в сторону, позволив ей открыто жить с Карлом, придворные льстецы с таким рвением восхваляли ее, что Барбара вообразила себя почти что королевой Англии. Но с приездом принцессы Оранской и королевы-матери в Уайтхолл все изменилось. Они устраивали роскошные приемы, а Барбара, покинутая всеми, тосковала, как в заточении, в своем доме на Кинг-стрит. «О, как я ненавижу их!» — Барбара скрежетала зубами в бессильном гневе, так ей хотелось отомстить за все унижения. В большей степени ее гнев относился к принцессе Оранской, поскольку она успела полюбить Мэри, пока гостила в Гааге.
Планы мщения порой заводили ее так далеко, что она в испуге одергивала себя. Некий шарлатан, Джон Гейдон, именующий себя доктором, стал довольно знаменитой личностью в Лондоне. Говорили, что он преуспел в оккультных науках и предсказывает будущее по звездам. Также ходили слухи, что он снабжает ядами тех, кто хочет извести своих врагов. Однажды Барбаре привиделось, будто она, закутавшись в черный плащ и скрываясь под маской, едет в дом Гейдона и получает флакончик бесцветной жидкости, которую вливает в пищу Мэри. Глаза Барбары загорелись, рот приоткрылся, она, затаив дыхание, уже представляла себе корчившуюся в судорогах Мэри. Но тут в комнату вошла Нэнси со стопкой нижнего белья и разрушила эти страшные грезы. Ужаснувшись собственным фантазиям, Барбара быстро перекрестилась, чтобы оградить себя от греха, и в тревоге положила руку на живот, надеясь, что не повредила своему будущему ребенку таким безумным видением.
Барбара необычайно расстроилась, когда Карл как-то вечером заметил:
— Мэри жутко злится на матушку за то, что та приняла сторону Анны. Последнее время она ходит бледная и вялая. По-моему, от такой злости и заболеть недолго.
Со страхом взглянув на него, Барбара прижалась щекой к его плечу, чтобы скрыть виноватое выражение, появившееся в ее глазах. Конечно, все это глупости, думала она, разве можно только дурными мыслями заставить заболеть своего врага?
Через несколько дней по дворцу разнеслась весть, что Мэри заболела оспой.
— О, Боже Милосердный! — Барбара упала на колени и с редкостным для нее рвением начала молиться. Вспомнив все свои грешные мысли, она страстно молила Бога спасти Мэри, твердя, что не имела намерения на самом деле вредить ей. Она проклинала свой вспыльчивый характер и клялась, что в будущем научится сдерживать себя, любить своих врагов и станет истинно добропорядочной леди.
Ежечасно она посылала справляться о здоровье Мэри; принцессе Оранской становилось все хуже, и Барбара вновь и вновь возносила к небу горячие мольбы. Но, несмотря на молитвы, где-то глубоко в ее душе теплилась мысль, что, если Мэри умрет, то она вновь будет принята во дворце и вернет себе славу первой леди Англии.
Мэри, чувствуя близость конца, призвала к себе Якова и Анну и слабым голосом умоляла простить ее за то, что причинила им столько неприятностей. Слезы текли по ее щекам, она коснулась руки своей бывшей фрейлины.
— Анна, я очень виновата перед тобой.
Барбара обрадовалась, узнав о примирении Мэри и Анны. Несомненно, когда Мэри выздоровеет, то смягчится и по отношению к любовнице своего брата и пригласит Барбару в Уайтхолл.
Эти мысли настолько успокоили Барбару, что она, забыв о всех тревогах, начала деятельно готовиться к Рождеству. Этот праздник всегда был самым любимым в Англии, а предстоящие празднества обещали быть великолепными, поскольку это было первое Рождество после возвращения короля.
Подготовка шла полным ходом. Слуги тащили в Уайтхолл охапки веток остролиста и лавра, которыми обычно украшали стены домов. До блеска были начищены огромные чаши, оставалось только наполнить их крепким душистым пуншем. В кухнях царила суматоха и веселое волнение; там готовили всевозможные деликатесы, замешивали тесто для традиционных пирогов, с потолка свешивались привязанные за шеи павлины.