Виктория Холт - Дочь обмана
Жерар сразу заметил перемену во мне после этого письма и однажды, когда мы были одни, спросил меня, что произошло.
Я не могла не рассказать ему обо всем.
— Бедняжка Ноэль. Жизнь — жестокая штука. Несчастья не приходят в одиночку. Кажется, это сказал Шекспир?
— По-моему, да, и в моем случае это как раз верно.
— Но должно же все измениться когда-нибудь. Это — закон природы.
— Я никогда не смогу забыть Родерика.
— Я знаю.
— Он всегда мысленно будет рядом, и я всегда буду думать о том, что потеряла.
— Понимаю.
— Из-за Марианны?
— Я тоже никогда не смогу забыть ее.
Тень упала на дверь, ведущую на крышу. В комнату заглянул Ларс Петерсен.
— Пахнет чем-то вкусным, — сказал он. — Не найдется ли у вас чего-нибудь для бедного голодного художника?
Мне казалось, что Марианна преследует меня всюду. Я не могла забыть те наброски, которые случайно обнаружила в шкафу у Ларса Петерсена.
Я расспрашивала о ней. Разговаривала с Мари-Кристин. Пыталась поговорить с Анжель. Они все в один голос твердили: она была очень красива.
— Самая красивая женщина на свете, — сказала Мари-Кристин.
— У нее была такая внешность, на которую нельзя не обратить внимания, — сказала Анжель. — Жизнь в деревне казалась ей скучной. Ей было не больше пятнадцати, когда один из художников, приезжавших к Жерару, мельком увидел ее. Он захотел написать ее портрет, и это стало началом ее карьеры натурщицы. Она уехала в Париж. Но она довольно часто возвращалась, чтобы повидаться с сестрой и няней.
Мне удалось обнаружить очень мало нового о Марианне, почти все уже было известно. Однако я продолжала думать о ней, потому что когда-то она околдовала Жерара и многих других.
Я предложила Мари-Кристин снова навестить ее тетку.
— По-моему, они были очень рады видеть тебя, — сказала я.
— Хорошо, — согласилась Мари-Кристин, — хотя я думаю, что им все равно, приду я или нет.
— Но ты же дочь Марианны. Давай еще раз сходим туда.
Мы отправились, и нас приняли очень тепло. Меня вежливо спрашивали о моих впечатлениях.
— Вы стали почти членом семьи, — сказала Кандис.
— Да, я уже так давно здесь.
Кандис захотела показать мне сад, и, пока мы прогуливались, я сумела ненадолго остаться наедине с Нуну.
— Я хотела поговорить с вами о Марианне, — сказала я.
Ее лицо просияло.
— Мне хотелось бы узнать о ней побольше, — продолжала я. — Многие считают, что она была интересным человеком, а вы наверняка знаете о ней больше, чем кто-либо.
— Интересным! Еще бы… С ней рядом никогда не было скучно! Кандис мало говорит о ней, особенно когда здесь Мари-Кристин.
— У вас, наверно, сохранилось много ее фотографий?
— Я постоянно смотрю на них, и кажется, она снова со мной. Мне хотелось бы показать их вам, но боюсь, Кандис это не понравится.
— Жаль. Мне очень хотелось бы их увидеть.
— Почему бы вам как-нибудь не прийти ко мне одной? Скажем, утром. Кандис не будет дома. По утрам она отправляется за покупками в Вильмер на двуколке. И заходит там к друзьям. Так что приходите утром.
— С удовольствием.
— Я покажу вам ее фотографии. И мы сможем спокойно поговорить.
Кандис вернулась к нам.
— Я показывала Мари-Кристин куст остролиста. На нем завязывается очень много ягод. Говорят, что это к суровой зиме.
Так начались мои посещения Нуну.
Это было легко делать по утрам, когда Мари-Кристин была на занятиях, а Кандис уезжала за покупками. Наши встречи носили некий заговорщицкий оттенок, что нам даже нравилось. Это отвлекало меня от постоянных мыслей о том, что происходит в Леверсон-Мейноре. Я представляла себе, как они едут на место раскопок, разглядывают находки, пьют кофе с Фионой и ее мужем уютной маленькой компанией. Я изводила себя этими мыслями и чувствовала некоторое облегчение, только когда ездила на бывшую мельницу поболтать с Нуну. Я спрашивала себя, а что я скажу, если Кандис неожиданно вернется или окажется дома, когда я приеду? «О, я просто была недалеко от вас и решила заглянуть». Я полагала, что она, может быть, и поверит этому, но вряд ли.
Нуну получала огромное удовольствие от наших встреч. Больше всего на свете она любила поговорить о своей обожаемой Марианне. Она показывала мне фотографии Марианны. Марианна — девочка, с признаками будущей красоты, Марианна — молодая женщина, воплощение тех ранних признаков красоты.
— Она была чародейкой, — рассказывала Нуну. — Все мужчины стремились завоевать ее. Здесь, в деревне, ей было не по себе. Слишком тихо для нее. Кандис была серьезной девушкой. Пыталась удержать сестру. Она хотела, чтобы Марианна вышла замуж за хорошего молодого человека и угомонилась.
— Кандис сама не вышла замуж, — заметила я.
— Она всегда жила в тени своей сестры. Люди замечали только Марианну. Хотя, когда ее не было рядом, Кандис могла показаться очень симпатичной девушкой. Конечно, ей следовало выйти замуж за какого-нибудь хорошего юношу. Но рядом всегда была Марианна. А потом приехал этот художник в гости к господину Жерару, и достаточно было ему один раз взглянуть на нее, чтобы он захотел нарисовать ее портрет. Так все и началось. А стоило Марианне чего-либо захотеть, ее было уже не остановить. И она уехала в Париж. Сначала ее рисовал один художник, потом другой. Она стала знаменитой. Все заговорили о Марианне. А потом она вышла замуж за господина Жерара.
— Вы были рады этому?
— Конечно, это была хорошая партия. Буше всегда были уважаемыми людьми в округе. Это не показалось неожиданным, Жерар ведь все время рисовал ее.
— Значит, это был счастливый брак?
— Господин Жерар всегда был гордым. И он получил свою награду, не так ли?
— А жили они в основном в Париже?
— Нет, и сюда частенько приезжали. Марианна постоянно возвращалась сюда. Не могла бросить свою старую Нуну. Я всегда считала ее своей девочкой.
— Значит, вы хорошо знаете, что тогда происходило?
Нуну многозначительно кивнула.
— Я видела, что-то происходит, но она мне и половины всего не рассказывала. О, она была сумасбродкой. А затем с ней произошло это… Увидеть, как она лежит мертвой у моих ног! Я думала, что не переживу этого. Лучше бы мне умереть и ничего не видеть. Даже сейчас я не могу об этом вспоминать.
Мы немного помолчали. Я слышала, как часы на камине отсчитывали секунды, напоминая мне о том, что время проходит. Я должна уйти, прежде чем вернется Кандис и закончит уроки Мари-Кристин.
— Приходите снова, когда пожелаете, дорогая, — сказала Нуну. — С вами так приятно поговорить, хотя это и заставляет вспоминать прошлое. Мне кажется, она снова где-то недалеко от меня… Как раньше.
