Барбара Картленд - Монетка на счастье
Большинство итальянцев смертельно боялись Бонапарта. Они знали, как слаба и беспомощна их страна, им было известно по собственному опыту, сколь могуществен и несокрушим тиран, и у них не было иного выхода, как сдаться на его милость.
В визитах лорда Рейвена к Эланди не было ничего странного. Ни один гость Рима, считавший себя настоящим мужчиной, не упускал возможности засвидетельствовать почтение самой красивой и блистательной женщине своего поколения. Странно было то, что часто, когда все гости уже разъезжались, милорд и Эланди сидели до рассвета, занятые негромкой беседой.
Лорда Рейвена открыто поздравляли — Эланди к нему благоволит, и никто бы не поверил, что он ни разу не пошел дальше, чем коснуться в почтительном поцелуе ее нежных пальцев.
Когда он собирался на обед к принцу, ему в спальню принесли благоухающую туберозами записку. Ее доставил экипаж, запряженный четверкой белых лошадей, которыми правил кучер — негр в алой, богато изукрашенной золотом ливрее.
Слуги-итальянцы на вилле приняли записку благоговейно. Они с великим пиететом относились ко всем, кого Эланди дарила расположением, и были полны к ней уважительного восхищения, как некогда их предки к весталкам, жрицам Храма Весты.
Лорд Рейвен, прочитав записку, держал ее над пламенем свечи, пока она не превратилась в пепел. Он ничего не сказал, но лакей положил на стул темный плащ, который его светлость брал с собой, отправляясь на ночные прогулки в город.
Когда он вскоре после полуночи приехал на виллу Эланди, веселье было в разгаре. Все гости носили знатные, аристократические фамилии и представляли не только высший свет Рима, но и многих других столиц.
Были там и женщины, но на них не обращали особого внимания. Здесь царила Эланди, и все взоры устремлялись к ней. Прозрачное платье позволяло видеть классические формы безупречной фигуры, шея и запястья были украшены изумрудами, стоящими целого королевства, но на голове — лишь простой венок из тубероз.
Она приветствовала лорда Рейвена остроумной шуткой и легким пожатием руки. Он произнес тост в ее честь, подняв заздравный весь в драгоценных камнях кубок, украшавший когда-то застолья Борджиа и наполненный вином из кардинальских подвалов. Музыка и разговор привели бы в восторг знатока искусств и житейской мудрости.
Постепенно гости начали расходиться. Однако лишь около трех часов ночи Эланди и лорд Рейвен остались одни. Прощаясь, последний из гостей хлопнул его по плечу и сказал:
— Черт возьми, Рейвен, вам везет. Пришел, увидел, победил, не так ли?
Лорд Рейвен поклонился.
— Вы мне льстите, ваше превосходительство.
— Если бы я знал, что мне дозволяется вас пересидеть, я бы так и поступил.
Дверь за гостем закрылась, и лорд Рейвен остался вдвоем с хозяйкой. Она выглядела невыразимо влекущей. Вокруг глаз легли от утомления тени, но губы ярко рдели, а белая кожа, оттененная изумрудами, была как лепестки магнолии.
Эланди бросилась на длинную низкую кушетку, покрытую тигровой шкурой. Все ее движения были исполнены грации. Лорд Рейвен, устремив на красавицу взгляд, ждал.
— Я выяснила то, что вы желали знать, — сказала она наконец тихим, усталым, чуть хриплым голосом.
— Вы не сомневаетесь, эта информация достоверна?
— Вполне достоверна. Источник, из которого она получена, неоспорим. — Эланди опасливо оглянулась. — Человек приехал из Парижа. До самого отъезда он находился с Бонапартом.
Лорд Рейвен пододвинул кресло ближе к кушетке.
— С какими известиями он прибыл?
— Бонапарт вознамерился провозгласить себя императором.
Лорд Рейвен поднял брови.
— Очередные измышления?
— Нет, правда! И народ его поддержит. Вы сомневаетесь?
— Ничуть, просто его трудно представить себе императором.
— Когда речь идет о Бонапарте, можно представить себе что угодно, — возразила Эланди. — Но это не все.
— Расскажите мне, что именно вам известно.
— Он готовит вторжение в Англию из Булони. Там расположатся лагерем сто пятьдесят тысяч человек, идет строительство плоскодонных кораблей специально для их транспортировки.
Лорд Рейвен помолчал с минуту и сказал:
— Он потерпит неудачу. Ла-Манш — почти непреодолимая преграда.
— Но попытка будет сделана. Англия должна готовиться.
— Да, мы должны быть в полной готовности. Они сидели и разговаривали, пока свечи в кинкетах не догорели до конца. Наконец лорд Рейвен подошел к окну и раздвинул тяжелые парчовые портьеры.
— Скоро рассвет, — сказал он. — Мне пора.
— Да, мой друг, — тихо ответила Эланди. — Вам пора. И мы должны проститься.
Он обернулся и подошел к кушетке. Эланди лежала, опершись на шелковые подушки, она казалась совсем юной. Она грустно улыбнулась, и в улыбке было что-то детское. Лорд Рейвен преклонил перед ней колено.
— Как мне благодарить вас за то, что вы сделали?
— Я сделала это ради Италии, — ответила она. — И ради вас тоже.
Он поднес ее руку к губам.
— Я бесконечно благодарен вам. И Англия будет благодарна. Мы перед вами в долгу, Эланди.
— Вы будете помнить меня? — спросила она. — Мы можем никогда не встретиться вновь — но вы будете помнить?
— Я никогда не забуду вас, — отвечал он, глядя ей в глаза.
Послышался странный звук, словно Эланди подавила рыдание, и потом она проговорила еле слышно:
— Если вам пора идти, уходите скорее. Я ненавижу расставания. На этот раз оно для меня труднее, чем обычно.
С минуту лорд Рейвен колебался, потом наклонился и поцеловал ее. В поцелуе не было страсти, лишь благодарность, признательность и, быть может, сожаление.
Эланди смертельно побледнела. Она не сказала ни единого слова, у нее лишь судорожно сжались руки. А лорд Рейвен стоял, не двигаясь, глядя на нее.
— Никогда не забуду, — повторил он и вышел из комнаты…
Лорд Рейвен взялся за перо и начал писать, но уже после первого слова переменил свое намерение. Слишком опасно. Есть криптографы, которые могут прочесть любой, самый сложный и замысловатый шифр. Есть дипломатические курьеры, для которых печать на вализе[25] не является чем-то священным.
Он бросил перо и подошел к окну. Всходило солнце, золотя окрестности. В саду пели птицы, среди цветов порхали бабочки, алые с оранжевым, бело-синие. Но лорд Рейвен, созерцая эту красоту, хмурился.
Клиона пробралась к себе, никем не замеченная, через несколько минут после того, как мимо нее по саду прошел лорд Рейвен. Она испытала за этот вечер и ночь столько треволнений, что теперь словно окаменела и ничего не чувствовала. Безмерная усталость вызывала только желание уснуть. Она разделась и лишь закрыла глаза, как погрузилась в сон.
