Розмари Роджерс - Связанные любовью
А разве не ради этого она и сбежала? Дабы уберечь его от опасности.
Ни в его смелости, ни в способности совладать с врагами Софья никогда не сомневалась, но в душе Стефан оставался джентльменом, человеком чести. А вот сэр Чарльз с превеликим удовольствием выстрелил бы в спину ближнему. И конечно, такой мерзавец пойдет на все, чтобы спасти свою никчемную шкуру.
Словно прочитав мрачные мысли Софьи, Петр взял ее за руки и, заглянув в глаза, твердо сказал:
— Мы выберемся.
— Надеюсь, ты прав. — Она выдавила из себя слабую улыбку.
Кивнув прислуге, Софья ступила на лестницу и медленно сошла вниз.
Небольшая прихожая. Дверь в гостиную. За гостиной — две спальни. По другую сторону — выход в кухню и чулан. И прямо — дверь в передний двор.
Попытаться бежать прямо сейчас? Желание было велико, но здравый смысл удержал. Конечно, ее бы поймали. И сэр Чарльз уже предупреждал, что случится с ее слугами, если она выкинет какую-нибудь глупость.
Взяв себя в руки, Софья вошла в гостиную. При ее появлении сэр Чарльз поднялся с потертого дивана и жестом пригласил «гостью» к стоявшему посредине комнаты деревянному столу.
В другой ситуации он показался бы смешным — элегантно одетый мужчина в пыльной, с паутиной по углам комнате, — но сейчас выглядел опасным.
— Позвольте, госпожа Софья. — Англичанин отодвинул стул, а когда она села, протянул ей салфетку. Все это время его насмешливый взгляд неотступно следовал за ней. И только когда Софья поежилась, не сумев сдержать отвращения, он выпрямился наконец и занял место напротив. — Надеюсь, вы извините меня за крестьянское угощение, но мой повар остался дома.
— Я предпочитаю простоту, — ответила Софья, оглядывая стол с традиционными деревенскими блюдами: завернутой в блин копченой рыбой, жареной уткой в грибном соусе и печеными яблоками. Все выглядело далеко не аппетитно, как и водка, которую он уже налил в ее стакан.
Словно уловив настроение дамы, сэр Чарльз усмехнулся:
— Неужели? Как странно. А вот я ничего хорошего в простоте и скромности не нахожу. Удовольствие жизни — в роскоши, в хорошем вкусе и стиле. Без них мне жизнь была бы в тягость.
— Поэтому, надо думать, вы и держите меня в заложницах.
— Отчасти. — Он помолчал недолго, потом добавил: — В последнее время привычный стиль обходится все дороже.
Не желая даже думать, о чем может идти речь, Софья пододвинула тарелку и принялась за еду.
— Надо полагать, вы уже отправили моей матери требование выкупа?
— Разумеется. Чем скорее мы завершим это неприятное дело, тем лучше.
— Полностью с вами согласна, но уверены ли вы, что она в состоянии собрать требуемую сумму?
Он язвительно рассмеялся, и по спине у нее пробежал холодок.
— Откуда такое недоверие к собственной матери? Вам должно быть стыдно.
Собрав силы, Софья заставила себя выдержать его презрительно-насмешливый взгляд.
— Дело не в доверии или недоверии, а в том, что моя мать не способна жить по средствам.
Завуалированное предупреждение не произвело на него ни малейшего впечатления.
— Не волнуйтесь. Все говорят о том, что графиня распродает драгоценности, серебро и даже намерена расстаться со своей замечательной коллекцией гобеленов. Женщина столь предприимчивая обязательно изыщет средства для вызволения дорогой дочурки из лап зла. А если нет… — Сэр Чарльз пожал плечами и одним глотком осушил рюмку водки. — Что ж, есть еще ваш отец. Уж у него-то нужная мне сумма найдется наверняка.
Софья гордо выпрямилась. При одной лишь мысли о том, что этот негодяй получит какие-то деньги, ее охватил гнев. Если он и заслужил что-то, то лишь веревку на шею.
— Если мой отец узнает о вашем предательстве, в России вам от правосудия не спрятаться.
— Что ж, невелика потеря. Мне, кстати, изрядно надоела ваша мрачная страна. С теми деньгами, что у меня будут, я смогу путешествовать по всему свету.
— Я знаю, куда с удовольствием бы вас отправила, — пробормотала Софья.
Он стрельнул в нее злобным взглядом:
— Какой характер. Жаль, я не из тех, кто восхищается смелыми женщинами.
— А вы вообще восхищаетесь женщинами?
— Туше. — Англичанин снова наполнил рюмку и поднял ее в издевательском тосте. — Вы правы. Я не питаю к ним теплых чувств. Большинство женщин — отвратительные создания, лживые, двуличные, готовые продать душу… — Он помолчал немного, и Софья заметила, как подрагивают его тонкие губы. — И даже собственных детей — за пару побрякушек.
Софья поежилась. Что такое случилось с этим человеком в детстве, из-за чего он превратился в чудовище? Впрочем, этого, пожалуй, лучше не знать. Она уже не была наивным ребенком и понимала, что далеко не все матери нежны и добры с детьми.
— Есть, несомненно, эгоистичные и злобные женщины, как есть себялюбивые и жестокие джентльмены. — Софья отодвинула тарелку. — Но большинство людей добры и благородны.
Сэр Чарльз поморщился.
— Вы же сами не верите во всю эту чушь, — недовольно проворчал он.
И тут Софья заметила под блюдом с уткой разделочный нож. Боже, вот бы унести его с собой…
Она торопливо отвела глаза и наткнулась на насмешливый взгляд сэра Чарльза.
— Почему не верю?
— Разве ваша собственная мать не продала свое прекрасное юное тело, чтобы поймать в сети самую ценную добычу? Разве думала она о том, как эта грязная связь отразится на ее незаконнорожденном ребенке?
Софья не дрогнула, хотя его слова хлестали наотмашь, как пощечины. Слова, в которых, увы, звучала жестокая правда.
— Я не…
— Конечно нет. Ваша мать соблазнила еще одного дурачка. Зачем? Чтобы сохранить свою драгоценную репутацию и пользоваться всеми привилегиями, которых ничем не заслужила. — Он выдержал паузу. — И вот вам еще один неоспоримый факт. Испугавшись, что ее безбедной жизни может наступить конец, она не находит ничего лучшего, как бросить на съедение волкам своего ребенка.
Нет, это невозможно!
Софья поднялась из-за стола и отошла к окну, такому закопченному, что из него почти ничего не было видно. Она говорила себе, что сделала это только для того, чтобы выманить его из-за стола и, улучив удобный момент, стащить нож, но в глубине души понимала, что не может отвести его ужасные обвинения.
Она уже давно смирилась с тем, что на первом месте у матери всегда будет Александр Павлович, но все равно время от времени мечтала, как в ее жизни появится кто-то, для кого она станет первой и единственной.
— Я не останусь здесь, чтобы слушать, как вы оскорбляете мою мать.
