Розмари Роджерс - Связанные любовью
Как и предупреждал лакей, лицо ее скрывала густая вуаль, а фигуру — черное французское платье, стоившее, судя по качеству ткани и покрою, немалых денег.
Женщина из высшего общества.
Интересно.
Словно почувствовав его взгляд, гостья резко повернулась. В руке она держала сложенный листок.
— Наконец-то.
Геррик медленно прошел вперед.
— Простите, что заставил ждать, но я никак не ожидал к завтраку незнакомку.
— Не такую уж незнакомку, — пробормотала женщина, нетерпеливым жестом поднимая вуаль, под которой обнаружилось красивое бледное лицо, обрамленное сияющими черными волосами. Темные, слегка раскосые глаза были лишь чуточку светлее.
— Мария. — Геррик замер от неожиданности. — Вы что, совсем лишились рассудка?
— Мне нужно было срочно с вами повидаться.
— Могли бы прислать записку. Если кто-то проведает, что вы приходили сюда, нас обоих ждет неприятное объяснение перед императором.
Она небрежно махнула рукой — строгие правила, по которым жило большинство женщин света, никогда не значили для нее слишком много.
— Никто ничего не узнает, а ждать я не могла.
Подавив желание тряхнуть гостью как следует и, может быть, втемяшить в ее прелестную головку хоть чуточку здравого смысла, Геррик пригляделся внимательнее и заметил в беспокойных глазах признаки едва сдерживаемой паники.
— Что случилось?
— Вот.
Не говоря больше ни слова, Мария протянула ему листок. Холодок предчувствия тронул сердце Геррика Герхардта еще до того, как он прочел требование выкупа: сто тысяч рублей за возвращение Софьи.
— Как вы это получили? — спросил он осипшим вдруг голосом.
— Оно лежало на моем туалетном столике утром, когда я только проснулась.
Значит, этот мерзавец осмелился проникнуть в дом к княгине!
— Вы поговорили с прислугой?
— Конечно, — бросила Мария, обнимая себя обеими руками и пытаясь унять бившую ее дрожь. — Все клянутся, что ничего не слышали ночью и что двери и окна были заперты. Геррик…
Взяв княгиню за руку, он подвел ее к небольшому дивану в углу комнаты.
— Садитесь, Мария. — Усадив близкую к истерике женщину, Геррик и сам опустился рядом и взял ее за руку.
— Я не должна была посылать ее в Англию…
Полностью соглашаясь с княгиней, Геррик тем не менее оставил эти мысли при себе. В данный момент важно было только одно: как можно скорее спасти Софью.
— Не корите себя. Вы не могли знать, насколько опасны ваши враги и как далеко они готовы зайти в своих намерениях.
Уловив невысказанное неодобрение, Мария состроила гримасу:
— Не надо меня утешать. И не надо преуменьшать мою вину. Посылая Софью в Англию с этим безумным поручением, я думала только о себе. Я так боялась, что Александр узнает о моей неосторожности, о той опасности, которой я его подвергла. Я думала, что он никогда… никогда не простит меня. — Долго собиравшиеся слезы прорвали плотину и потекли по бледным щекам. — Теперь я никогда себя не прощу.
— Слезами горю не поможешь, — твердо сказал Геррик. Женщины, столь непостоянные, как Мария, легко поддаются панике, а этого он сейчас позволить ей не мог. — Нам нужно думать о Софье.
Тактика сработала. Мария смахнула слезы, выпрямилась и расправила плечи. Импульсивная и эгоистичная, она несомненно любила единственную дочь.
— Вы правы. Я уже распорядилась собрать драгоценности и пригласила стряпчего, чтобы выяснить, какую сумму можно собрать в самый короткий срок. Ста тысяч я, конечно, не наберу, но, может быть, эти мерзавцы удовлетворятся тем, что есть.
— Нет, Мария. Выкуп вы платить не будете.
Княгиня упрямо свела брови.
— Не указывайте мне, Геррик, что делать и что нет. Софья — моя дочь, и я готова на все, чтобы спасти ее.
Он беззвучно выругался, понимая, что вынужден поделиться с нею хотя бы частью своих страхов.
— Я не хотел об этом говорить, но человек, который шантажирует вас, не просто ловкий пройдоха, для которого нет ничего важнее денег.
Княгиня вскинула голову:
— Что вы имеете в виду?
— Он… он безумен. Она охнула. Прекрасные глаза расширились от ужаса.
— Сумасшедший?
— Да.
— Но откуда вы это знаете?
Геррик покачал головой. Несчастной женщине не станет легче, если она узнает, что сведения поступили из далеко не самого чистого источника.
— Пожалуйста, дорогая моя, поверьте на слово.
— Боже… — Мария покачнулась. Пепельно-бледное лицо напряглось, выдавая те усилия, которых стоила ей попытка сохранить самообладание. — Так вы думаете, что она уже…
— Нет. — Самый худший вариант Геррик даже не рассматривал. — Ему отчаянно требуются деньги, и он не станет убивать ее, пока не убедится, что вы готовы заплатить. Но, получив деньги, этот человек посчитает, что заложница ему больше не нужна. Более того, она станет ему опасна, и он не рискнет оставить ее в живых.
— Но вы ведь уже знаете, кто он?
— Ему об этом пока еще неизвестно.
Мария поднялась с дивана и, пройдясь по комнате, остановилась у окна.
— Вы знаете, как найти его?
— Я отправил на поиски своих людей. Она обернулась и уколола его сердитым взглядом:
— Этого недостаточно.
— Вы должны довериться мне, Мария. — Он встал, шагнул к ней и взял за плечи. — Сможете?
— Я верю в вас, но не могу просто стоять в стороне и ничего не делать.
— Это не так. — Геррик понимал, что должен прежде всего убедить несчастную мать не предпринимать никаких необдуманных действий, не наделать глупостей, которые могли бы осложнить положение Софьи. — Вы должны вести себя так же, как всегда.
— То есть?
— Мы не можем утверждать, что этот человек не наблюдает за вами и всеми домашними. — Он стиснул зубы. Рано или поздно сэр Чарльз ответит за свою дерзость. — Ему ведь удалось незаметно доставить ту записку прямо в вашу спальню.
— Ох, не напоминайте, — выдохнула Мария.
Геррик твердо посмотрел ей в глаза.
— То, о чем я вас попрошу, очень важно. Шантажист должен поверить, что вы паникуете и пытаетесь собрать деньги для выкупа. Чем дольше нам удастся продержать его в этом убеждении, тем лучше.
— А что собираетесь делать вы?
— Поищу помощи в самых не подходящих для этого местах.
Софья прошлась по тесному чердаку. Надежда на спасение таяла, уступая место отчаянию.
Последние три дня были одним сплошным кошмаром, начавшимся с сумасшедшего бегства из постоялого двора и закончившимся на этом чердаке в каком-то старом доме, куда ее затолкали вместе со слугами. Еще больше удручало осознание того печального факта, что все ее усилия, все страдания были напрасны. Письма, ради которых она пошла на все эти жертвы, остались далеко-далеко, среди брошенных вещей, которые достались неведомо кому.
