Джоржетт Хейер - Черная моль
— О, Молли, вы преувеличиваете!
Она едва сдержала улыбку.
— Нисколько, Джек.
— Ну, что вы! Чтоб Майлз заболел от огорчения из-за меня? Как вам не стыдно!
— Ну, может, и не заболеет, — согласилась она. — Но он действительно страшно расстроен… И, о! ну зачем вы нас так обижаете? — и она промокнула глаза уголком платочка, не спуская тем временем внимательного взгляда со своего собеседника. — И Дейвид, лапочка, вас так любит! А Майлз так счастлив видеть вас в доме… и мне вы очень нравитесь… и… и… и я считаю, будет просто бессовестно и невоспитанно с вашей стороны уехать… не говоря уже о том, что просто глупо!
— Ну что вы, Молли! Вы заставляете почувствовать себя каким-то дурно воспитанным чудовищем, если я откажусь…
Платок тут же исчез.
— Так вы не отказываетесь? Вы остаетесь, да? Обещайте!
— Я никогда не смогу отблагодарить вас…
— Ах, вот славно-то, Джек! Значит, до осени? Обещаете?
— Но, Молли, я действительно…
— Обещайте! Иначе я заплачу!
— Я не могу! Сколько можно злоупотреблять вашим гостеприимством…
— Ах, что за ерунда, Джек! Будто Майлз не торчал у вас в Уинчеме, когда вы были детьми…
— Но это совсем другое…
— Когда вы были еще мальчишками. А теперь, видите ли, так загордились, что не желаете пробыть у нас какие-то жалкие несколько месяцев!..
— Нет-нет, Молли, дело совсем не в том…
— Сознайтесь, будь Майлз холост, вы бы не колебались, верно?
Он молчал, не зная, что ответить.
— Вот видите! А теперь, раз у него завелась жена, тут же и заупрямились! Вы, наверное, меня просто не выносите и…
— Клянусь, совсем напротив!
— Тогда почему отказываетесь? — с торжествующим видом спросила она.
— Но, право, Молли… я… — тут он рассмеялся. — Вот маленькая плутовка, вы просто не оставили мне выбора!
— Так значит, остаетесь?
— А вы вполне уверены, что…
— Вполне.
— Огромное вам спасибо, остаюсь. Вы очень добры. Только одно условие: когда надоем, обязательно скажите.
— Непременно, — обещала она. — О, как же я рада! И как доволен будет Майлз! Кстати, — как бы между прочим заметила она, — я просила мисс Болей почтить нас своим присутствием в среду, но, к сожалению, в среду они не могут. Так что в другой де…
Тут она умолкла, немного напуганная, поскольку Джек жестом старшего брата схватил ее за плечи и начал трясти.
— Послушайте, что я вам скажу, Молли! Я знаю, вы догадались, что я люблю Диану, понимаю, что задались целью свести нас, думая, что делаете доброе дело. Это жестоко по отношению к нам обоим. И если вы путем разных своих уловок все же заманите ее сюда, я уезжаю, и немедленно! Ясно?
Молли заглянула в его суровые глаза и губы у нее задрожали.
— Я… Простите, — пролепетала она.
Джек снова взял ее под руку.
— Не стоит. Понимаю, вы желаете мне только хорошего и я очень благодарен вам. Но прошу вас, пожалуйста, не надо, только не это!
— Нет-нет, обещаю. Но… но не считаете ли вы, что было бы лучше…
— Скажите-ка мне, Молли, разве это хорошо — не слушаться мужа?
В синих глазах мерцал насмешливый огонек. Она выдавила робкую улыбку.
— О чем вы, Джек?
— Разве Майлз не запретил вам говорить со мной об этом?
Она оттолкнула его руку, губы скривились в обиженной гримасе.
— Это… это… как вам не стыдно! — воскликнула она и затрясла кулачком. — Я ухожу, и немедленно!
Чуть позже миледи нашла мужа в библиотеке и кинулась ему в объятия.
— Обними меня покрепче, слышишь? — попросила она. — Я… я загнана в угол!
— Что? — О’Хара усадил ее на колени.
— Да, фигурально выражаясь. Джек… Знаешь, по зрелом размышлении, я все же не вышла бы за него!
— Что он натворил?
— Да ничего особенного. Боюсь… — тут она принялась крутить пуговку на его жилете, — боюсь, что сама виновата…
— О!
— Да… Не успела я и словом обмолвиться об этой мисс Болей, как он тут же превратился в айсберг и заговорил со мной, точно с какой-то испорченной непослушной девчонкой. Однако он остается, так что поцелуй меня, Майлз!
Глава 18
К концу августа, после довольно тихо проведенного лета в деревне, леди Лавинией вновь овладела неукротимая тоска по городу и его развлечениям. Она и слышать не желала предупреждений мужа о скверном состоянии дорог, заявив, что ей это безразлично и что она умрет, но поедет в Лондон. После этого последнего аргумента он сдался и обещал отвезти ее на следующей неделе, втайне поздравляя себя с тем, что удалось в течение столь долгого срока продержать свою взбалмошную жену в Уинчеме в относительно сносном расположении духа. Лавиния была вне себя от радости, без конца целовала мужа, бранила себя за дурной характер и начала готовиться к путешествию.
Дороги оказались даже хуже, чем предполагал Ричард, дважды карета едва не перевернулась и бессчетное число раз застревала в грязи, что причиняло пассажирам значительные неудобства. Сам Карстерс ехал верхом рядом с громоздким экипажем, где разместились жена, ее служанка, маленькая собачонка и бесчисленные коробки и свертки. Несмотря на частые остановки, он находил путешествие вполне сносным, поскольку Лавиния пребывала в отличном настроении и встречала каждую из поломок и остановок жизнерадостным смехом и каким-нибудь остроумным замечанием.
Даже когда каминная труба в ее спальне во время остановки на постоялом дворе вдруг начала отчаянно дымить, она, вопреки опасениям Ричарда, вовсе не впала в ярость и не стала требовать уехать в ту же секунду, но, посидев немного с кислым видом, заявила своему дорогому Дики, что он может спать в ее комнате, а уж она, так и быть, перейдет в его. Тогда утром она найдет его подсушенным и насквозь прокопченным! В таком радужном настроении она спустилась с ним к обеду, сочла, что куропатки просто отличные, пирог с мясом вполне отвечает самым изысканным требованиям французской кухни, а вино — просто поразительно сносное для такой дыры, и весь вечер веселила мужа милыми ухаживаниями, пока не пришло время ложиться спать.
Продвигались они медленно — не только из-за плохих дорог, но еще и потому, что стоило ее светлости заметить на обочине какие-нибудь дикие розы, как она тут же непременно должна была остановиться и их сорвать. Совершив это, она рука об руку с мужем прогуливалась вдоль дороги, причем он вел лошадь под уздцы, а карета тащилась сзади. Все это выглядело весьма идиллично, и Ричард был на седьмом небе от счастья.
Прибыв, наконец, в свой дом на Мейфэар, они обнаружили, что слуги, значительно их опередив, приехали неделей раньше и даром времени не теряли. Никогда, заявила Лавиния, их дом не выглядел так замечательно, таким новеньким, уютным и чистым, словно с иголочки. Паж-негритенок преподнес ей маленькую обезьянку, которая кланялась, скалила зубы и бормотала нечто вроде: «Хозяин дома!»
