Жюльетта Бенцони - Принцесса вандалов
Изабель побежала к выходу, прикрывая лицо платком. Она так побледнела, что ее подруга, боясь, как бы бедняжка не упала в обморок, поспешила за ней следом и во дворе взяла ее под руку и помогла усесться в карету.
Второй раз, все в том же самом месяце сентябре, Изабель встретила аббата Фуке на ярмарке Сен-Лоран, где она прогуливалась в обществе Месье, Мадемуазель и принцессы-курфюрстины[26]. Внезапно она почувствовала на себе тяжелый неотступный взгляд, обернулась и увидела аббата в нескольких шагах от себя.
— Могу я попросить у вашего высочества, разрешения, — обратилась она к Месье, — надеть на лицо маску? Здесь находится человек, который внушает мне ужас.
— Кто же это? — удивился принц, нащупывая рукой золотой лорнет, который носил на груди.
— Негодный аббат Фуке! — воскликнула Мадемуазель. — Пожалуй, я последую вашему примеру, герцогиня!
Курфюрстине не оставалась ничего другого, как сделать то же самое. Три маски одновременно прикрыли лица. Аббат опустил голову и затерялся в толпе.
Вечером Мадемуазель открыла свой дневник, куда заносила события дня, и записала:
«Признаюсь честно, ни одна женщина не имела столько оснований ненавидеть мужчину, сколько герцогиня…»
На этот раз герцогиня могла быть уверена, что мучитель оставил ее в покое.
В Мелло Изабель вернулась незадолго до новогодних праздников и, к своей большой радости, нашла там Агату. Привез ее в Мелло Уильям Крофт.
История Агаты была, как оказалась, библейски проста. Молодой женщине удалось обмануть бдительность стражей и сбежать. Она неслась вперед со всех ног, ничего не видя и не слыша, и со всего размаху уткнулась в знакомого англичанина, который в эту минуту выходил из зеленной лавки, сделав там заказ. Из несвязной, прерываемой рыданиями речи несчастной он уловил суть дела, быстро посадил ее в свою карету и, погнав лошадей, привез к себе в дом, где сдал с рук на руки своей экономке, попросив спрятать Агату как можно надежнее, а тем временем он и Дигби отправятся на розыски госпожи герцогини.
Дигби и Крофт сразу же поскакали в Париж и узнали о том, что Изабель стала пленницей аббата Фуке. Узнать об этом не составило большого труда — по Парижу поползли слухи, и во всех гостиных их обсуждали с большим азартом. Освобождение молодой женщины спустя три недели, ее болезненное состояние и желание отправиться в монастырь Нотр-Дам-ла-Рояль заставили замолчать все злые языки. Сама королева попросила своего кюре помолиться о душевном покое и улучшении здоровья герцогини де Шатильон, которую, если и можно было в чем упрекнуть, так только в верности своим друзьям. Все придворные последовали примеру королевы.
Но Крофт привез из Парижа не только Агату, но и немало ободривших Изабель новостей.
Несколько месяцев Изабель прожила в любимом Мелло спокойно и счастливо, занимаясь сыном и матерью, которая жила теперь больше у нее, чем в Преси, а потом и сестрой, Мари-Луизой, которая приехала к ней и снова была беременна, но переносила свое состояние легко. Может быть потому, что за годы супружества успела к подобному привыкнуть.
Изабель часто получала письма от Конде, они были полны нежности и согревали ее сердце. Но когда вскоре король поставил во главе своих войск маршала де Тюренна, эта новость вновь открыла незаживающую рану в сердце Изабель. Она видела впереди нескончаемый поединок между принцем и де Тюренном, видела потоки крови, где смешалась кровь французов с кровью испанцев, которыми командовал Конде…
Она еще не знала, какой страшный удар уготован ей впереди.
Осенью 1657 года ее обожаемый сын Людовик-Гаспар упадет с лошади и умрет у нее на руках. Единственным утешением обезумевшей от горя матери послужит то, что она сама закрыла ему глаза…
Часть вторая
Почти королева
Глава VII
Примирение…
Смерть сына — такая жестокая, такая неожиданная — раздавила Изабель. Целыми днями она не выходила из спальни, сидела в полутьме, смотрела на языки пламени в камине и не видела их. Она почти ничего не ела, почти не спала и слабела с каждым днем все больше. Мать и госпожа де Бриенн, которая не покидала Изабель, смотрели на нее с отчаянием. Единственный, кого принимала Изабель, был курьер из Брюсселя. Письма были единственной ниточкой, которая привязывала ее к жизни.
Из Брюсселя приходили письма не только от принца де Конде. Госпожа де Лонгвиль выразила ей свои соболезнования, а главное, попросила прощения.
Просить прощения было настолько не в привычках божественной Анны-Женевьевы, что Изабель трижды перечитала письмо, чтобы увериться, что она не грезит. Но нет! В письме черным по белому было написано, что прежде всего Анна-Женевьева желает примириться с Богом. И путь к этому примирению, как она справедливо полагает, немыслим без примирения с той, чьей гибели она желала с такой страстью, что готова была послать ее на эшафот!
Даже если эти строки были уступкой обожаемому брату и написаны из желания угодить ему, для Изабель они были необыкновенно важны. Она заплакала, испытав неимоверное облегчение. Больше ей не придется воевать и обороняться. Враг сложил оружие. Ей почудилось даже, что бывшая соперница указывает ей дорогу, которой должна последовать и она. Может быть, самое лучшее решение это сложить оружие к подножию алтаря?
Фронда окончена, а вместе с ней и война герцогинь. Не пора ли отвернуться от земных дел и начать торить путь к небесам?..
Но жизнь не отпустила Изабель. Она вынудила ее вступить в новую борьбу. В безрадостную борьбу за наследство.
Людовик-Гаспар был последним герцогом де Шатильон, и его матери, Изабель де Шатильон, не приходило в голову беспокоиться о наследстве. Но его гибель — горестная смерть семилетнего мальчика — отворила двери другим наследникам, о которых до сей поры она и не подозревала. Изабель никто не сказал, что у братьев де Колиньи были две старшие сестры, которые, очевидно, находились в ссоре с семьей: Анриетта, графиня де ла Сюз, и более знатная, Анна, герцогиня Вюртембергская. Они никак не давали о себе знать, пока был жив их племянник, но сразу же заявили свои права на землю, как только его поглотила земля. Объявили себя полноправными наследницами согласно праву по обычаю.
Нужно сказать, что во Франции вопрос о наследовании не везде решался одинаково.
В южных провинциях, где царило римское право, Изабель считалась бы единственной наследницей всего имущества и унаследовала бы его. Но в провинциях, где наследование осуществлялось по обычаю, существовала дюжина различных вариантов. В одном краю мать вообще не являлась наследницей и наследниками считались только дети. В другом ей выделялась определенная часть наследства. В третьем — она наследовала мебель и то имущество, которое принадлежало супругам совместно. Именно третий вариант распределения наследства и был принят в Париже и Орлеане, и по нему должно было быть разделено имущество Людовика-Гаспара.
